Он сделал более чем достаточно, чтобы быть рядом со мной, пока я скорблю.
— Я бы тоже хотел остаться подольше. Я сказал тренерам, что у меня все получится.
— Ты ведешь себя как сумасшедший, каждый день мотаясь туда-сюда. — Мои пальцы запутались в его толстовке, когда меня окутывает его свежий, успокаивающий аромат.
— Я влюблен. Влюбленные люди постоянно совершают безумные поступки. Кроме того... — Он прижимается губами к моим волосам. — …ты стоишь каждого мгновения безумия.
— Истон, — бормочу я.
— Майя.
Он превращает мой неохотный тон в упрямый, приподнимая брови. Мое сердце сжимается, привязанность прорывается сквозь постоянный туман печали, затуманивающий мой разум.
— Тебе не стоит беспокоиться обо мне. Тебе нужно сосредоточиться на хоккее. Тебе нужно отдохнуть и подготовиться к плей-офф, а не тратить часы на дорогу только для того, чтобы ненадолго увидеть меня.
— Все в порядке. Я справлюсь с этим.
Я облизываю губы, дергая его за свитер.
— Пожалуйста, Истон. Я не хочу, чтобы ты жертвовал своими мечтами ради меня.
Он сжимает пальцами мой подбородок, приподнимая его, чтобы заставить меня посмотреть ему в глаза. Я сглатываю от его серьезного выражения лица.
— Я сосредоточен на самой важной части моего будущего. Это вовсе не жертва. — Его подбородок опускается, и его глаза прыгают между моими. — Ты, Майя.
Черт бы его побрал. Мое горло сжимается, и я шмыгаю носом, глаза слезятся в миллионный раз за неделю.
— Я не хочу снова плакать. Я так много плакала.
Выражение его лица смягчается, и он обхватывает мое лицо ладонями.
— Я знаю. Я не хотел заставлять тебя плакать. — Его большие пальцы ласкают мои щеки. — Я никуда не уйду, так что обопрись на меня, детка, потому что у тебя всегда есть я, чтобы поддержать тебя, когда тебе понадобится помощь.
Я обвиваю его руками, зарываясь лицом в его грудь.
— Я люблю тебя, — бормочет он.
Мои руки сжимаются. Теперь я понимаю, почему он так часто это говорит. Мы никогда не знаем, когда это будет в последний раз, чтобы это сказать, поэтому мы должны ценить каждый момент.
Этот упрямый, самоуверенный мужчина ворвался в мою жизнь и перевернул ее с ног на голову. Он научил меня, каково это — любить сильнее, чем я когда-либо считала возможным. Я бы ни за что не отказалась от него.
— Я люблю тебя больше, — признаюсь я.
— Невозможно.
— Что ж, у нас впереди остаток нашей совместной жизни, чтобы посмотреть, кто победит на этот раз.
Его грудь сотрясается от смеха.
— Вызов принят.
Я приподнимаюсь на цыпочки, и он отвечает мне поцелуем.
***
Похороны в среду. Из-за короткого уведомления у нас не получается организовать мероприятия из-за переполненности церкви и похоронного бюро. Просмотр состоится после сегодняшней поминальной службы, похороны состоятся завтра.
Я сижу во время службы, прижавшись к Райану. Папа произносит хвалебную речь, но маме приходится заканчивать ее за него, когда он становится слишком эмоциональным, чтобы говорить о жизни своего отца.
Истон появляется только во второй половине дня. Он как раз переодевается в костюм, когда я выхожу на улицу, чтобы встретиться с ним. Райан протягивает ему пиджак, который принес с собой, пока Истон застегивает рубашку.
— Спасибо. Я не хотел быть помятым, когда попаду сюда.
— Спасибо, что пришел. — Райан потирает затылок. — Должно быть, тяжело гонять туда-сюда прямо перед плей-офф. Я знаю, все, что ты делал последние несколько дней, много значит для нее.
— Конечно, я пришел. Я нужен ей рядом. — Взгляд Истона находит меня, и он подходит. — Привет. Мне жаль, что я пропустил службу. У нас было командное собрание, которое затянулось.
Я качаю головой, шагая в его объятия, когда он раскрывает объятия.
— Это хорошо.
Его щека прижимается к моей макушке.
— Как ты держишься?
Я пожимаю плечами.
— Отстойно.
Он сжимает меня.
— Все в порядке. Теперь я здесь.
— Похоронное бюро не откроется для публики еще полчаса. Теперь внутри только семья.
— Ты хочешь войти?
Прерывисто вздыхая, я киваю.
— Я его еще не видела. Я хочу, пока не стало слишком поздно и я не упустила шанс.
Он продолжает обнимать меня, пока мы входим. Мы ждем, пока одна из моих тетушек закончит.
Страх сковывает мой желудок, когда мы приближаемся к моей очереди. Я не смогла увидеть его, как только вернулась домой. Это первый раз, когда я встречусь с ним лицом к лицу с тех пор, как он скончался.
Подушка, на которую можно встать на колени рядом с гробом, странно ощущается на моих колготках. Все свежие цветочные композиции щекочут мой нос своим сильным ароматом.
Я смотрю на пастельно-голубую подушку, заставляя себя поднять глаза. Моя грудь вздымается от волнения.
— Все в порядке. — Истон гладит мою спину, опускаясь на колени рядом со мной. — У тебя есть столько времени, сколько тебе нужно, Майя. Дыши ради меня.
Я не готова, когда поднимаю взгляд.
Неправильно видеть, как он лежит так неподвижно. Такой жесткий.
Всякий раз, когда я заставала его дремлющим на диване, когда я посещала его дом в старших классах, он крепко спал с открытым ртом, храпя достаточно громко, чтобы разбудить соседей по обе стороны молочной фермы.
Он как восковая кукла. Его руки сложены на животе. Они гораздо более хрупкие и костлявые, чем когда я видела его в последний раз.
Сжимая губы, я набираюсь смелости, чтобы взять его за руку. Испуганный звук застревает у меня в горле.
— Холодный, — шепчу я.
Холодный. Жесткий. Он не мог держать меня за руку, как держал, когда я была маленькой девочкой.
Истон накрывает мою руку своей. Я закрываю глаза, когда на меня нахлынывает еще больше воспоминаний о дедушке.
Все время, которое мы проводили вместе в конюшне. В тот день, когда он подарил мне шляпу Donnelly Dairy, которую я так люблю. Когда я была младше и так взволнована, когда мы с Райаном остались с ночевкой у него на ферме. В мой первый раз, когда сломалась машина, я позвонила ему, чтобы он объяснил мне, что делать.
Он всегда был рядом, а теперь его нет.
В моей голове я слышу его голос, называющий меня цыпленком.
Я закрываю лицо, дыхание учащается до резких вздохов. Истон помогает мне подняться на ноги и заключает в свои объятия. Он отводит меня от гроба, чтобы найти нам уединенный уголок для моего нервного срыва.
— Я знаю, детка, — хрипло говорит он. — Я знаю.
Когда я успокаиваюсь, он массирует мне затылок. Я поднимаю голову с его груди, хмурясь при виде мокрого пятна и туши, размазанной по его рубашке. Я думаю, что смыла всю косметику, которую нанесла повторно после службы.
— Ты сейчас в беспорядке. Мне жаль.
— За что ты извиняешься? Брось. — Он берет меня за руку и находит ванную. — Меня не волнует мой костюм.
— Почему я не могу остановиться? — Я бормочу. — Никто так не теряет самообладание, как я.
— Потому что потеря чертовски болезненна. Каждый справляется с этим по-разному. Так что не стыдись — выплакайся. Чувствуй все, что ты чувствуешь, до тех пор, пока не будешь держать это в себе. Поверь мне, это не сработает. — Его губы печально кривятся. — Это все равно всплывет.
Он роется в корзине с туалетными принадлежностями, находя упаковку салфеток для макияжа. Взяв меня за подбородок, он осторожно вытирает мое лицо прохладной, успокаивающей салфеткой.