— Вот эта та самая рука. — Сакатов провёл по ней ладонью — Я, признаюсь, представлял её немного по-другому. Что чувствуешь?
Я прикоснулась к деревянной руке, но ничего не почувствовала, зато меня очень удивило то, что на ощупь дерево было холодное. Странно это, всё-таки лето на дворе, и дерево считается тёплым материалом, а эту руку словно только что достали из холодильника.
— Да, рука холодная. — Согласился со мной Сакатов, когда я обратила на это его внимание — Мёртвая, как и говорила Анна. Так что же делать? Может счистить с неё жжёный слой?
— Не поможет. — Раздался позади нас женский голос.
Я обернулась и увидела крупную пожилую женщину, тоже в чёрном платке, которая остановилась позади меня.
— Меня зовут Люба, я живу тут рядом, на этой же улице. — Представилась она.
— Почему не поможет? — Спросил Сакатов.
— Бабушка мне много рассказывала о том случае, когда сестра у тёти Мани пропала, и как потом она умерла, бедняжка. И об этой руке тоже. Бабушка сразу сказала, что надо эту руку сжечь, нельзя её такую держать ни в доме, ни ещё где.
— А где взять тогда новую руку, живую, чтобы ритуал провести? Ритуал изгнания нечисти из провала. — Пояснила я.
— Там же, где и эту взяли.
— А где эту взяли? — Снова спросила я.
— Её выстрогали из черёмухи, которая на кладбище растёт. — Она подошла к Сакатову, взяла у него деревянную руку и закинула её обратно мешок — Я знаю, кто новую руку может вытесать. Я уже сколько раз тёте Мане говорила, что не надо её держать при себе, да она только одно, знай, повторяла, не наше это дело, такие дела человек не решает. И руку спрятала, чтобы никто найти не мог.
— А ваша бабушка Нина откуда про это узнала? — Спросил её Сакатов.
— Бабушка Нина работала заведующей клубом в Петровском, и была подругой Елизаветы Никифоровны, матери Марии Кондратьевны. И это она отвозила тётку Антониду на телеге домой, когда та совсем не могла на ноги вставать, после того, как Веру с того света вытащила. Вот по пути Антонида бабушке и сказала, что руку надо сжечь. Антонида всё время с Верой возилась, не до этой руки ей тогда было, только на обратной дороге о ней и вспомнила.
— А что, ваша бабушка не сожгла тогда её сразу, как только Антониду отвезла? — Спросила я.
— После похорон Веры, Елизавета Никифоровна тяжело заболела, кашлять начала, она месяца два в больнице лежала, потом ей инвалидность дали, моя бабушка и не пыталась с ней об этом заговаривать. А бабка Татьяна у них совсем ничего не слышала, с ней бесполезно говорить было, и она не знала, куда руку Елизавета Никифоровна спрятала. Мария Кондратьевна, та вообще ничего об этой руке даже слышать не хотела. Вот так и вышло, что рука эта только несколько дней назад нашлась, когда сеновал разломали. Я уже сказала Наташе, что заберу и сожгу руку, как и наказывала сделать тётка Антонида.
— А откуда вы знаете, из чего эта рука сделана? — Продолжала допытываться я.
— А это моя бабушка так сказала, может это ей тоже тётка Антонида рассказала. Пойду, сразу же сожгу её, от греха подальше.
Она подхватила мешок и вышла из двора. Мы с Сакатовым посмотрели друг на друга.
— Так она нам пообещала, что новую руку кто-то сделает? Или нет? — Спросил Сакатов.
— Вроде, пообещала. — Неуверенно ответила я.
— Знаешь, звучит логично всё, что она нам сказала. — Сакатов задумался — Я имею в виду новую руку. Вот и Анна мне тоже говорила, что энергетика у кладбищенских деревьев особенная. Видимо, все эти людские страдания делают их непохожими на их лесных братьев. Пошли, Оля, хоть до речки прогуляемся, посмотрим на воду, говорят, это успокаивает.
Мы с ним прошлись до конца улицы, вышли на высокий берег, зашли на деревянный, чуть покачивающийся при каждом нашем шаге, мостик, и залюбовались неспешным и спокойным потоком реки Уфы. Солнце играло на её зеленоватых волнах, было видно песчаное дно, с редкими кустиками водорослей, между которыми резвились стайки мелких рыбёшек. Да, вода успокаивает. Я сначала смотрела на игривых рыбок, потом просто закрыла глаза, подставив лицо тёплому солнышку.
— Оля, знаешь, тебе придётся проводить одной этот ритуал. — Рядом раздался виноватый голос Сакатова — Ночью.
— Тебе только что пришло это озарение? — Не открывая глаз, спросила я. Вот умеет же он одной фразой прервать тихое счастье!
— Нет, Аня сказала, ещё вчера. — Он вздохнул — Но ты не волнуйся, я на самом минимальном расстоянии буду от тебя, на котором можно будет мне находиться.