Натянулась цепочка серебряная.
— Иди на кухню, тестом займись. А отцу твоему я скажу, как вернется. Не думаю, что после такого тебе обещанные подарки достанутся.
— Матушка…
— Я, кажется, сказала, что тебе делать стоит.
Дверь тихо скрипнула за спиной.
И глаза песком сухим колет.
Не хватало еще!
А увидит кто? Мать за такое только хуже бранить станет.
Ладонью со щеки мокрое.
Род позоришь… Чем же? Ничего ведь…
— Йомфру! Ты чего тут? Помочь пришла?
— Я… Да. Матушка сказала, помочь тут надо и приглядеть за всем. Вижу, вы и муку еще не смололи.
— Как это? Так вот же…
— Мало этого будет.
— Да разве? Вот я сейчас еще…
Зерна застучали о камень.
Зашумели между жерновами.
— Фру Хольмдис сегодня всем ли довольна, не бранит никого? К нам-то она не заходила еще.
— Зайдет и узнаете.
— Хильдис.
У столба остановился.
Из-под плаща рукоять топора видно. Капюшон натянул пониже.
— Куда-то идешь, Торгейр?
— Да дела у меня. У холма. Надо принести кое-что.
Вот как… Сразу согласиться не мог?
— Не замерзнешь?
— А я не успею. Верно?
Кивнула.
— Думаю, не успеешь.
В пальцах липко, тепло.
Жижа, а не тесто!
— Говорила же, что муки мало.
— Погоди, йомфру, просею сейчас и дам.
— Копаетесь долго. Я до завтрашнего утра ждать не буду. У меня и другие дела есть.
***
Хрустит под ногами снежная корка.
Мороз за щеки трогает.
Вон и холм показался.
А где…
— Ты чего так долго, Хильдис? Я уже нос отморозил!
— Ты же видел, меня мать на кухню к рабыням отправила. Не могла же я сразу… Заметили бы!
— Ладно, идем.
— Не боишься уже?
— Я и не боялся!
— Да я пошутила. А если мы ее и правда увидим?
— Думаешь, она нас съесть захочет?
— Не знаю. Я ведь ее не встречала.
— А кто этих великанш знает. Или ты сама испугалась?
— Вот еще! Не испугалась я!
Захрустело под ногами громче.
А в лицо холодом.
— Да стой ты! Я ж не заяц, по сугробам скакать.
Хохот по лесу эхом разносится.
— Катла верно говорит — ты тюлень. Догоняй!
— Ну, гляди! С пригорка тебя спущу!
***
Зашуршала снежная мука. Осыпалась с еловых лап.
Заметит теперь, где спряталась…
Заметит теперь, где спряталась…
Напугать бы его хорошенько. Великаншей прикинуться. Вот будет смеху!
Как только?
Если б из дому притащить тряпье какое да на куст его набросить… Ветер шевелить будет — как живое.
Чего раньше не додумалась?
И где он так долго…
— Эй, Торгейр! Заблудился ты, что ли?
Лапу еловую в сторону.
Снег под ногами — перины мягче.
— Эй!
Небо за вершинами елок алое.
Стемнеет скоро.
— Ну где ты? Домой ведь пора! Глянь…
Хватает мороз за щеки. И пальцы кусает.
— Ты напугать меня вздумал? Не выйдет у тебя!
Рукавичка-то где?
— Разве удастся кому отважную дочь ярла напугать? Верно я говорю?
Тишина толкнула назад.
— Кто ты?
Глядит ястребом. Как те птицы, с которыми отец на охоту ездит.
И плащ чудной.
— Гостья ваша. Или ты моя. Это как посмотреть.
Ветер сдернул с ветвей снежную муку. В воздухе раскидал.
Ветви ухватил, потянул в сторону.
Зашелестел чудным плащом.
Перьями.
И до самой земли на нем перья. Не плащ — оперение птичье.
— Подойди ко мне, девочка. Не бойся.
— А я тебя не боюсь!
— Ну так подойди.
Зубы острые в улыбке мелькнули.
— Чего молчишь?
Проскребли снежную корку заледеневшие перья.