Вдруг в дверь номера кто-то поскребся, потом дверь распахнулась – и на пороге возникла смеющаяся Инга:
– Ну что ты как печальный Пьеро лежишь тут? Вставай, собирайся, у нас целое воскресенье свободное, поехали Москву смотреть.
– Да, но...
– Никаких «но», завтра мы начинаем тренироваться, а сегодня у нас последний свободный день. Прекрати краснеть, словно девица, деньгами меня папа снабдил. Быстро одевайся!
Сумасшедший ритм мегаполиса завораживал ребят. Они жадно впитывали все: гулкие шаги толпы в метро, многообразие говоров, нарядов, людских типажей.
– Ой, смотри, какая юбочка! У нас в Свердловске так никто не носит!
– Угу, поехали на Красную площадь.
– В Мавзолей пойдем, покойничка смотреть? – съехидничала Инга.
– Нет, мороженое есть, – огрызнулся Алексей.
Алексей был неожиданно угрюмым в тот день. Он впитывал Москву в себя, казалось, кожей. Для его чувствительной натуры Москва стала огромным потрясением. Ему было трудно понять, в чем же суть того большого и нового, что навалилось на него. Москва захватывала своим масштабом. Ему, провинциальному пареньку с Урала, было страшно затеряться в этих потоках людской энергии, но вместе с тем его восхищала масштабность всего происходящего. Он чувствовал, что если настроится на правильную волну, то сможет и сам попасть в русло успеха и никто уже не вспомнит о несчастном мальчонке, которого заставляли сидеть среди грязных ведер и швабр. В его родном городе, хоть и не маленьком областном центре, в неспешном, размеренном ритме каждого дня, с ежедневными встречами с одними и теми же людьми, казалось, каждый прохожий знал, что он тот самый Леша Панов, отец которого недавно вернулся с зоны, мать которого работает обыкновенной уборщицей. Старушки во дворе гадали, пойдет он по отцовской дорожке или все-таки станет приличным человеком. Он и не мечтал когда-нибудь избавиться от этого липкого шлейфа своей среды.
Сейчас они бежали по столичным улицам, смеялись, заглядывали в витрины – Леша видел всего лишь гибкого и стройного подростка рядом с красивой сверстницей. Ему вдруг в голову пришла крамольная мысль: «Я ведь ничем не хуже Инги. Мне не надо за себя постоянно оправдываться». Леша встрепенулся, отбросил меланхолию и новым, решительным тоном сказал:
– Пойдем, я тебе мороженого куплю.
– Спасибо, клубничного, пожалуйста. Ой, посмотри, какое эскимо прикольное. У нас такого в Свердловске нет.
– Эскимо, пожалуйста, – важно произнес Леша, преподнеся батончик эскимо своей даме как величайшую драгоценность. Собственно говоря, для его бюджета это почти так и было.
– На Ленина мы смотреть не пойдем. Поехали на Воробьевы горы. Оттуда всю Москву сверху видно.
– Ой, Лешик, как ты здорово придумал! Поехали!
Когда они добрались до смотровой площадки на Воробьевых горах, на Москву уже опустился вечер.
– Давай высотки считать! – взвизгнула от радости Инга.
«Да, я точно ничем ее не хуже», – думал про себя Алексей, как бы пробуя на вкус новое ощущение. Рядом прогуливались такие же подростки, как они. Кто-то, так же как они, приехал издалека. Но здесь, сейчас это не имело никакого значения. Они с Ингой были молоды, талантливы, красивы, полны сил. Он видел, что люди оглядываются на них. Они, безусловно, были красивой парой. «И я тоже!» – радостно подумал он.
– Лешик, – вдруг прошептала Инга, – сегодня такой вечер чудесный. Давай желания загадаем. Монетки надо было в фонтан в ГУМе бросить. А мы забыли. Ну и ладно. Мы все равно в Москве точно остаемся, так ведь?
Инга вдруг стала разговаривать с Алешей как-то по-детски и очень доверчиво. Обычно она верховодила, командуя задумчивым мальчиком. А сегодня она словно почувствовала его уверенность в себе.
– Вот ты чего в жизни хочешь? – требовательно спросила Инга, возвращая себе командные интонации.
– Ну не знаю... Так сразу не скажешь...
– Ты не понимаешь! Надо обязательно отчетливо хотеть. Иначе ничего не сбудется. Я всегда знаю, чего хочу!
– Ну и чего ты хочешь?
– Я хочу много-много денег.
– Денег? Много? Это сколько?
– Сто миллионов долларов.
– Сколько-сколько? – обескураженно переспросил Алексей. Ему самому вряд ли могла прийти в голову сумма больше тысячи, в крайнем случае – десяти тысяч рублей.
– Сто миллионов долларов, – упрямо повторила Инга.
– И зачем? Что ты с ними будешь делать?
– Сейчас расскажу. Я уже все рассчитала. Во-первых, дом во Флориде.
– Это где?
– В Америке, дурак. Там замечательный климат. – Увидев недоуменное лицо Алеши, она разъяснила: – Ну это недалеко от Санта-Барбары. Хотя и не очень близко. В общем, в тех краях.
Объяснять Леше, что такое Санта-Барбара, было абсолютно бесполезно, поскольку телевизор отец пропил лет пять назад, а нового так и не купили. А даже если бы и был телевизор, стал бы Алексей смотреть слезливые сериалы?
– У вас же есть прекрасная дача под Свердловском?
– Ты что, дурак или прикидываешься? Я хочу, чтобы у меня был дом. С дворецким. И повар, и прислуга настоящая. – Она осеклась, увидев полное недоумение на лице своего друга. – Ну ладно, предположим, это я пошутила. А ты что бы сделал, если бы у тебя было много денег?
– Ну... Потратил бы на подарки. Маме. Льву Николаевичу. И всем, кому сейчас нехорошо.
– Дурачок ты мой, – умилилась Инга и потрепала Алешу по золотистым есенинским кудрям.
Ребята приблизились к парапету и стали смотреть сверху на вечернюю Москву. Алешу охватило обычное волнение от близости Инги, она почувствовала это и, слегка кокетничая, сказала:
– Лешик, мне холодно что-то, ты меня мороженым перекормил.
– Сейчас-сейчас, Ин.
Алексей снял куртку и надел на плечи партнерши, она задержала его руку у себя на плече. Потом вывернулась, и, поглядев ему в лицо своими шальными, смеющимися глазами, обхватила руками за шею и поцеловала настоящим взрослым поцелуем.
Возвращались на спортивную базу они в задумчивом молчании, словно предчувствуя, что с этого момента начинается их взрослая жизнь. Приехав, они обнаружили, что в номерах почти никого нет. Большинство спортсменов оставались до понедельника в Москве, у родственников или знакомых.
Инга затащила Алешу в свою комнату и объявила:
– А сейчас мы по-настоящему отметим начало нашей московской карьеры!
Она вытащила из холодильника бутылку шампанского и коробку шоколадных конфет и приказала Алексею:
– Открывай, а я в ванную!
Леша замешкался с шампанским, не хватало сноровки, и тут к нему подошла Инга в струящемся шелковом халате бирюзового цвета. Ее длинные волосы были распущены, глаза сияли.
– А теперь мы на ночь почитаем сказочки, – прощебетала девушка и кинула Алексею большую книгу с массой иллюстраций.
– Это что за книга? Камасутра какая-то... Что это, Инга?
– Пей шампанское, и я тебе все расскажу, – прошептала Инга, зажимая его рот поцелуем.
На какое-то мгновение в голове Алексея снова вспыхнули сомнения, достоин он Инги или нет, кого и при каких обстоятельствах можно называть альфонсом, но шампанское сделало свое дело, и на несколько часов он напрочь забыл об изматывающих тренировках, тоске по домашним, и вообще обо всем на свете...
Рано утром, когда Леша уже добрался на всякий случай до своей комнаты, чтобы избежать лишних разговоров, к нему постучалась дежурная по этажу:
– Леша, Панов, тебя к телефону. Из Свердловска мама звонит.
Сквозь треск старенького телефонного аппарата Алексей с трудом различал мамины слова:
– Суд был по делу Льва Николаевича. Товарищеский. Отстранили его от работы. Совсем. Сигнал пришел, что он пьет и учеников избивает. Поэтому нельзя, мол, ему на тренерской работе. А из старых учеников никого не осталось. Кто мне, простой уборщице, поверит? Что же делать, Лешенька? Такой человек погибает. И правда запил, ведь работать уже два месяца не дают. Теперь ничего и не докажешь.
– Как – не дают, мам? Он же болел!
– Не болел, сняли его.