— Эй, ты что оглох?! — Клим толкнул Лёса в плечо, вырывая из пучины воспоминаний. — Пошли, говорю, ребята вернулись, надо помочь разгрузиться.
— На них напали! — стоявший на пороге Ромка Файзулин двадцати пять лет отроду, высокий, худощавый с черными, как смоль, волосами, которого все звали просто Файзула, пытался отдышаться. — Ели ноги унесли, Грек с Игнатом погибли, Серж ранен, остальные вроде целы.
Шокированный такими известиями, Денис вскочил с кровати. Нехорошее чувство, холодом засевшее в груди парня с того самого момента, когда группа уехала на поиски пропитания, было оправданно.
— Черт! — ладонь Звягина звонко ударила по столешнице, глаза гневно сверкнули. — Кто это был? Кто на них напал?!
— Монстры, — развел руками Файзула. — Они говорят, что таких еще не видели.
ИНТЕРЛЮДИЯ 2
Берлинские страсти.
(перевод)
(Ra--stein — Tier, albu- Sehnsucht 1997)
— Да как ты смеешь, сучка, ты на кого руку подняла, маленькая дрянь!!! — заорал Ганс, брызжа слюной. Удар кулаком в лицо сбил Хельгу с ног. Девочка упала на заваленный грязным тряпьем диван. — Я тебя спрашиваю, стерва!? Забыла, кто тебя спас, кто кормит тебя, защищает?! Отвечай?
Ганс нагнулся к плачущей девушке, четно пытавшейся остановить хлещущую из носа кровь. Хельга была так слаба и беззащитна, она была еще девочкой, ей едва исполнилось шестнадцать.
— Что, дар речи потеряла? — мужчина снова был пьян, его глаза светились злобой, но она постепенно уходила, сменяясь похотью. Девочка знала этот взгляд, в такие минуты она была готова на все. Почти на все. Даже на боль, пусть бьет, она потеряет сознанье и не будет реагировать на его извращенские штучки. — Ну зачем же ты огорчаешь меня, маленькая моя? — голос Ганса стал хриплым, он принялся грубо ощупывать упругое молодое тело. Девушка заплакала, попыталась сомкнуть ноги, но ее насильник успел засунуть между ними свою руку. — Расслабься, тебе будет хорошо, вот увидишь.
Он толчком проник в нее, не снимая собственной вонючей одежды, которую носил, наверное, с самого начала этой ужасной зимы, и тяжело задышал.
А ведь когда-то он был ее соседом. Взрослый угрюмый дядя, который жил на одной с ней лестничной площадке. Который изредка разговаривал с ее отцом, когда они встречались в подъезде, он жал ему руку, спрашивал, как дела. А Хельге он просто кивал, едва улыбнувшись краями губ. Да, когда-то он был другим, и девушке даже было жаль этого одинокого человека, не знающего радостей семейной жизни.
Все было другим. У нее были родители, маленький братик, подружки, с которыми они весело проводили время, школа, где в одном с ней классе учился Тилль Цукерман. Боже, какой же он был красивый, хорошо сложенный, безоговорочный лидер среди остальных мальчишек и по праву занявший должность капитана в школьной футбольной команде.
Крупные слезы потекли из глаз Хельги, она пыталась представить на месте Ганса его, Тилля. Но как, ведь с ним у них ничего не было? Парень, с которым она начала встречаться на зависть всем девчонкам в школе, не спешил с этим. Хотя она точно знала, что Цукерман страстно желал ее. Особенно тогда, во время летнего похода, когда они остались наедине, укрывшись от дождя в трехместной палатке.
Ганс всхлипнул, застонал, больно трясь небритым подбородком о ее шею, все его тело сотрясла сладостная судорога. Хельгу исказило от отвращения, она чувствовала, как его семя заполняет ее.
— Тебе понравилось? — перегар ударил в нос девушки, мужчина с надеждой смотрел на нее. Хельга перевернулась на живот и закрыла ладонями измазанное в крови и слезах лицо. — Ничего, маленькая блудница, тебе еще понравится, сама будишь умолять меня сделать с тобой, что-нибудь эдакое!
Она молчала, зная, что все повторится через полчаса. А сейчас Ганс снова нальет себе спиртного, откроет банку с консервами и будет пить, куря одну сигарету за другой.
Как же она ненавидела его! А что еще больше — боялась. Поэтому всякие попытки убить пьяного мужчину забывшегося смертельным сном, отпадали, не сумев сформироваться даже в ее воображении.
Убежать? А куда? Куда она пойдет в этом обледеневшем городе, где снежные сугробы достигали балконов вторых этажей? А на улицах монстры и ходячие мертвецы. И как бы не было горько признавать тот факт, что она полностью зависит от этого старого извращенца, именно так это и было.
Отец. Девушка надеялась, что он когда-нибудь вернется, сможет добраться до дома и убьет этого мерзкого червя. Заразившиеся мама и брат умерли на ее глазах. Ганс зарубил их, а потом отвел ее к себе домой, успокаивая и убеждая, что с ним ей будет безопасней. С тех пор она здесь, в этой тюрьме, в этом аду! И только надежда на то, что уехавший в командировку отец, до событий, случившихся в городе, вернется, поддерживала в ней стремление жить.
Во входную дверь негромко, но требовательно постучали. Хельга вздрогнула, переворачиваясь на спину.
— Тсы-ы-ы-ы, — приставив палец к губам, прошипел Ганс, хватаясь за длинную рукоять своего топора.
— Ганс, сосед, это я Кристоф! Кристоф Шнайдер! — приглушенно произнес человек за дверью. Хельга не поверила ушам, столько месяцев ожидания, постоянное нервозное состояние, подавленность, побои от рук взрослого мужчины, унижение и сексуальные домогательства, может быть, они довели ее? У нее поехала крыша? А больное воображение сыграло с ней злую шутку?
— Сосед, это я, ты еще живешь здесь?
Сомнений больше не было, это ее отец! Папочка! Папуля!
— Я здесь, Папочка, спаси меня, я здесь! — сквозь плач прокричала девушка. — Спаси, папа…
Ее отчаянный крик, заглушил грохот выстрела. Замок вылетел, а дверь с силой распахнулась. На пороге стоял отец. Большое количество одежды, одетой друг на друга, чтобы спасти от лютых морозов, не скрывали того, что мужчина сильно похудел. Потемневшее лицо, на котором совсем непривычно смотрелась рыжая борода, испещрено шрамами, голубые глаза, словно крупинки льда, смотрят то на притаившегося соседа, то на плачущую дочь.
— Что ты с ней сделал, мразь!!! — такого голоса она еще не слышала от своего отца. — Что ты сделал с моей девочкой?! Отвечай, паскуда?!
— Эт… эт… это не то, что ты думаешь, Кристоф! У нас с ней все обоюдно, я бы никогда не смел притронутся к ней, если бы она не позволила…
Нелепые оправдания оборвались. Кристоф, в один миг преодолевший расстояние, разделяющее их с Гансом, саданул его прикладом дробовика в лицо. Насильник отлетел, опрокидывая небольшой стол с расположенной на нем снедью. Захрипел, захлебываясь кровью, давясь осколками собственных зубов.
Хельга неожиданно для самой себя засмеялась. И этот смех был страшен.
Обезумевший от ярости отец, продолжал наносить удары, превращая голову Ганса в кровавое месиво. А она хохотала, как никогда в жизни, наслаждаясь предсмертными конвульсиями агонизирующего насильника.
Ворвавшиеся в комнату вооруженные люди, застыли, наблюдая за происходящем. Их замершие лица, словно маски, не выражали ничего. Слишком много крови на их руках, сотни смертей отразившихся в их глазах, таких мало чем удивишь.
Теперь все наладится, Хельга твердо знала об этом, ведь рядом ее любимый папа. А заснеженный Берлин не будет таким холодным, когда рядом есть любящий человек.