Я хотел, было, бросится на помощь Джалеку, но южанин и сам справился. Он как раз всадил ятаган противнику в живот. На руку товарища хлестала кровь и обжигающая жидкость из внутренних органов. Южанин, не винимая клинка из раны начал потрошить врага. От живота и до глотки. Браконьер не кричал, его била частая дрожь.
— Ну, и кто тут узкоглазик? А ну-ка повтори… — ядовито спросил Джалек, глядя умирающему браконьеру прямо в глаза. Южанин отомстил за недавнее оскорбление!
Я бросился к Пекарю. Положение командира было плачевным: Боб, не так давно кашлявший и вообще казавшийся больным, держал Ториша за глотку. Егерь хрипел, дергал ногами, но освободиться не мог. Боб смотрел на Пекаря красными глазами и хищно улыбался.
Внезапно раздался глухой удар, и последний браконьер свалился в снег. Из лесной тени показался Эд с арбалетом наперевес. Командир вырвался из захвата и сел рядом с Бобом. Ториш растирал горло, сипел и судорожно дышал.
— Ну… кх-кх-кх… ты, сына, как раз… вовремя! Кх-кх… Еще бы пару секунд и все… того батя, скопытился бы.
Эд лишь кивнул и уселся на бревно.
— Браконьера связать бы надо. Притащим в сторожку, а там уж разговорим, — предложил я.
— Само собой! — сказал Пекарь. Командир немного раздышался.
Джалек убрал в сторону оружие браконьера, скинул заплечную сумку, достал веревку. Внезапно оглушенный охотник затрясся, будто в припадке. На его губах выступила пена, из глотки донеслось утробное рычанье.
— Эд, ты, случаем, не перестарался? — спросил Джалек.
— Да я его тихонечко приложил, — обиженно отозвался парень.
Джалек потряс браконьера за плечо. Тот затих, но в следующую секунду резко взвился в прыжке и ударил южанина наотмашь. Егерь отлетел к костру. Обезумевший браконьер сбил с ног Эда и, рыча, бросился ко мне. Я рубанул ромфеей, а противник отмахнулся рукой, будто щитом. Брызнула кровь, отрубленная кисть браконьера отлетела в сторону. Однако нападавший не замечал боли и пер напролом.
Очухавшийся Эд выстрелил из арбалета. Болт пробил тело охотника насквозь. Браконьер обернулся и непонимающе уставился на Эда. Парень выстрелил еще раз. Заряд засел в глазнице противника, но не остановил его. Охотник зарычал, безумно захихикал, по-птичьи заклекотал.
— Голову рубите! — заорал Джалек. Он уже пришел в себя и несся на помощь.
Ториш подхватил топор и рубанул что есть силы. В последнее мгновенье браконьер успел выставить руку, и оружие Пекаря засело в плоти. Я стремительно подпрыгнул и обеими ногами сбил охотника с ног. Однако врага это не остановило. Он быстро вскочил на ноги, но и я не медлил — срубил голову противника одним махом.
Повисла тишина. Только жутко скалящаяся голова браконьера с тихим шорохом прокатилась по снегу. Она остановилась. Единственный уцелевший глаз, лишенный зрачка и черный, как сам Мрак, уставился в светлеющее небо.
— Что это такое… было? — дрожащим голосом спросил Эд.
— Да уж… Ничего подобного в жизни не видел, — просипел Пекарь, — только слышал.
— Одержимый демоном, — ответил Джалек.
Я никогда не видел южанина таким напуганным, как сейчас.
Глава 3. Дин Бэйл. Перспективы
5419 год, последний месяц осени
Юг королевства Маркаун, Трангол
Дождь хлестал без перерыва. Третий месяц подряд. Казалось, что он даже и не думал прекращаться. Холодные, частые капли звонко барабанили по цеховой крыше, гудели в ущербном старинном водостоке, проникали во все возможные щели. На полу в углах, у прядильного станка и в самом центре помещения скопились небольшие лужицы, но подлатать кровлю никто не спешил.
По мутным, изгаженным мухами стеклам пробегали неровные дождевые волны. Дин печально взглянул в окно, но, как и обычно, ничего, кроме серой, давящей действительности, не увидел. Парень уже и забыл, когда последний раз светило солнце. Похоже, оно вообще никогда не заглядывало в эти края. По крайней мере, Дин не помнил таких времен. Хотя нет. Давным-давно, в беззаботном детстве, яркое солнце все же освещало лужайку под березами и овраг за домами. Однако это было так давно и, возможно, только в воображении парня…
Дин вздохнул, размял пальцы. Поудобнее перехватил колотушку и принялся дальше бить шерсть. Работа сама себя не сделает, а ее еще ой как много. Вчера на их фабрику поступил солидный заказ, а уже сегодня с утра ему натаскали шерсти. Воз и маленькая тележка! Десяток объемистых корзин, да еще прямо на пол валом накидали. Тут и до обеда не управиться.
Парень с остервенением работал колотушкой. Поскрипывал зубами.
«Эх, плюнуть бы на все, бросить это неблагодарное занятие и уйти! За что тут горбатиться? Даже спасибо не скажут! А план, хоть кровью обгадься, но выполни. Да, уж управляющий-то точно звонкую монету хапнет, да и мастер в накладе не останется, только мы, работяги, тут хуже говна. И ведь даже никакой прибавки не кинут… Э-э-х, взять бы да уйти! Вот только куда? Где работать, как на выживание зарабатывать?» — думал Дин, выполняя свою неинтересную, монотонную работу.
И правда: выбор работы в Транголе был невелик. Все мало-мальски значимые фабрики и предприятия тем или иным образом принадлежали бургомистру, а тот дал четкие указания своим управляющим платить зарплату по минимуму и везде одинаковую. Все горожане об этом знали, но молчали. А куда деваться? Вот и думай после этого: а стоит ли менять шило на мыло?
В Транголе вообще в последние годы происходили плохие, неприятные вещи. Бургомистр будто озверел и всячески затягивал гайки и ужесточал свою политику. То ли наглость его поперла через край, то ли долгое отсутствие королевских проверок сделали свое дело, но хозяин города чинил форменный беспредел. Видимо, чувствовал свою безнаказанность. Ну а что: уголь, руда и драгоценные камни из шахт под Транголом исправно и в срок поставляются в столицу. Король и крупные производственники центра довольны, а большего им и не надо. На самодурство бургомистра, при таком раскладе, можно и глаза закрыть.
Дин откинул на настил очередной готовый пласт шерсти, осмотрелся. На соседнем участке наметилось движение. Затих ручной пресс, перестали стрекотать прядильные станки.
— Перекур, мужики! — замахал руками мастер. — Сегодня по пятнадцать минут!
— Эй, какого хрена?! — заорал кто-то из работяг.
— Мужики, заказ большой, надо постараться. Чем быстрее сделаем, тем лучше!
— Ага, для тебя лучше. Ты начальству лизнешь, с тобой монетами поделятся. А нам чего? Дулю сосать?
— Заткни пасть, Эркен, и делай, что говорят. Я сказал пятнадцать минут, значит пятнадцать минут! — прошипел мастер.
Рабочие, гомоня, разбредались по цеху.
— Дин, передохни! Пойдем, подышим дымком, — крикнул Оланд.
Дин не курил, но охотно пошел вместе со своим бывшим наставником.
В дальнем конце цеха было людно. Мужики пыхтели самокрутками, дымили самодельными трубками. В воздухе витал прогорклый, кисловатый запах дешевой мохорки и стоял гвалт десятка глоток. Дин уселся на ржавое, перевернутое вверх дном ведро и прислушался к разговорам.
— Ты слыхал последние новости-то? — спросил один работяга другого.
— Это какие?
— Да утренние. Со вчерашнего вечера весь город на ушах стоит.
— Иди ты… Нет, не слышал!
— Ну ты и даешь! Говорят, что из Казематов какой-то заключенный сбежал.
— Да-да! — подключился к разговору третий мужик. — Сбежал и теперь на улицах такой кипеш устроил!
— Прямо из Казематов? Да ладно вам заливать-то! — не поверил их товарищ.
— Ну, мне не веришь, так вон у любого прохожего спроси!
— А чего мне спрашивать-то? Ну, допустим из Казематов, только вот чего ему в городе делать?
— Так, а ты сам покумекай. Куда ему, оборванцу с голой жопой да без гроша за пазухой идти? Чай не в леса бежать! Там он быстро с голодухи подохнет. А в городе — красота! Где украдет чего, где переночует. В городе-то выживать проще. И поспать есть где, и пожрать всегда найдется.
— Какой заключенный? Из каких Казематов? Чего вы несете? — встрял в беседу четвертый рабочий. — От тюрьмы до города лиги три, не меньше, а то и больше. И весь путь патрулями стражи перекрыт. Так и кишат через каждые сто метров. Тем более там сейчас из шахт уголь большими партиями везут, так вообще муха не проскочит. Внимание удвоили и шерстят каждый закуток, каждый кустик осматривают по три раза на дню. Нет, это вы про заключенного привираете. Говорят, в городе какой-то северянин буйствует! Словно берсерк какой. И никто его остановить не может.