– Нет, папа. Экспертиза доказала, что Джеймс Рорх абсолютно вменяем. Но его главным требованием было, чтобы ему дали ампулу с сывороткой жизни. На Земле у него осталась дочь, и она больна раком.
Услышав это, отец перестал пить кофе и отложил вилку. Лицо его помрачнело.
– Сыворотка жизни…– прошептал он едва слышно. – Я ведь сразу им сказал, что это лекарство проклято.
– Почему ты так говоришь, папа? – удивилась я. Но отец меня словно не слышал, погруженный в свои мрачные мысли.
Поскольку он молчал, я продолжила говорить.
– Он хотел получить сыворотку, но это бессмысленно. Даже если бы ему дали ампулу, то улететь с ней с орбиты Марса у него бы не вышло, – странное ощущение было от этих слов у меня внутри. Я словно пыталась оправдаться, и не перед отцом, а перед Рейджом. Хотела, чтобы он не смотрел на меня так, как вчера – потрясенно, разочаровано.
– Я не осуждаю этого несчастного Джеймса, Тея, – сказал наконец отец. – Ведь на его месте я бы поступил точно также.
От удивления я вскинула брови.
– Что ты такое говоришь, папа? Этот землянин – преступник и грабитель. Никакая цель не может оправдать такие злодеяния, которые он совершил.
– Он хотел вылечить дочь. Узнал, что на Марсе есть такое чудо-лекарство и решился. Он через многое прошел, Тея. Сама знаешь, сколько надо сделать землянам, чтобы их приняли сюда и разрешили здесь жить и работать. И я понимаю, что на его месте пошел бы на это. Если бы моя малышка, моя маленькая Галатея умирала, я бы полетел на любую планету, но достал бы для нее лекарство.
Отец поднялся.
– Я позавтракаю в кабинете чуть позже, – обратился он к Нэнни и вышел из столовой.
Мне тоже перехотелось есть.
– Цезарь, едем, – бросила я в браслет.
И тут же мой снежный барс встал рядом со мной.
Солнце едва поднялось над красным горизонтом, как я уже мчалась в катере по направлению к аэродрому. Не хотелось ни о чем ни говорить, ни думать. В голове стояли слова отца. О сыворотке жизни, о том, что он поступил бы так же. А еще видела перед собой лицо Рейджа, который говорит: " Все мы люди, лейтенант. И все мы хотим жить". Я вздохнула. Откуда эта невероятная тяжесть на сердце?
– Цезарь, вывести на экран личное досье Джеймса Рорха, землянина.
– Есть, госпожа.
Я прокручивала длинный документ. Некоторые ссылки вели в личный архив фотографий и видео. Я включила запись, на которой Джеймс отмечал день рождения своей дочери вместе с женой.
Перевела взгляд в окно – красная величественная пустыня и ультрамариновая атмосфера, испещренная белыми следами шаттлов и кораблей. Это моя реальность. Мой Марс. И я Тея Ло, могу менять эту реальность, если захочу.
– Цезарь, поверни назад. Надо заехать кое-куда перед аэродромом.
– Слушаю.
***
Я шла вдоль длинного ряда бойцов, дул ветер, он развевал мой плащ. На всех лицах защитные маски. Джеймс Рорх ковылял рядом со мной в наручниках. Он как-то сильно постарел и осунулся за последние дни. В глазах погас лихорадочный огонь, теперь в них читалась лишь горькая обреченность. Вот уже поднимаемся по трапу, заходим внутрь шаттла.
– Джеймс Рорх, согласно закону Альфы и семи городов-оплотов вас надлежит депортировать и передать суду Объеденного Королевства Нидерландов, – мой голос звучит ровно и спокойно, пока я зачитываю распоряжение.
Джеймс рассеянно кивает. Пора уходить.
– Выйдете все, – приказываю я бойцам, закладывая руки за спиной, – мне необходимо передать господину Рорху информацию конфиденциального порядка.
Бойцы вышли. Джеймс Рорх смотрит куда-то себе под ноги, казалось, он забыл о моем присутствии.
– Господин Рорх, – возвышаю я голос.
Тот вздрагивает и поднимает на меня пустые глаза.
– Вы согласны со своим обвинением?
– А вы обещали, что мне не предъявят обвинений, – прошептал он сухими губами. – Обещали…
Стиснула руки за спиной.
– Так и есть, Джеймс, я не смогла сдержать свое обещание, данное тебе тогда. Тогда что же? Как я могу сохранить свою репутацию идеального гражданина Марса? Только одним…Цезарь, ко мне!
Снежный барс поднялся по трапу и вошел в шаттл.
– Сейчас, Цезарь, – говорю ему. Мой биом все понимает, и тут же вырастает, принимая вид робота на глазах ошарашенного землянина.
Я протягиваю руку. Внутри Цезаря что-то щелкает и открывается панель на груди, в которой лежит маленький черный футляр. Беру его и тут же передаю Джеймсу.
– Вводится внутримышечно, натощак. Одной инъекции достаточно. Отменить все лекарства и терапию. Через семь дней уйдут все метастазы и восстановятся органы, – чеканю слова быстро. Стараюсь не смотреть на лицо Джеймса, которое менялось с каждым моим новым словом. От обреченности до недоумения, затем до крайнего потрясения. Он вскочил. Я развернулась, чтобы уйти. Но Джеймс схватил мои руки и рухнул на колени. Плечи его вздрагивали от рыданий.