- Никто меня не любит, - обиженно шмыгнул носом рыжий байкер, притворно расстроено обратившись к собственной девушке. – Видишь, прелесть моя? Никто меня не любит, никто не пожалеет… А я ж для них стараюся! Я ж им личную жизнь устраивать помогал!
- Хм… А ну-ка, красавец, давай-ка поподробнее! Про эту самую жизнь личную. В картинках, красках и этих, как его… Иллюстрациях, во! – Неаполь засмеялась, откинув голову назад и незаметно подмигнув понимающе усмехнувшейся Ледышке.
И никто из них даже не удивился, когда над столом пронёсся уже сдвоенный недовольный рык Алёхина и Олега, пытавшихся воззвать к отсутствующей напрочь совести друга:
- Харле-е-ей!
- А чё Харлей сразу? Я что, самый рыжий что ли?! – притворная обида не могла скрыть сквозившего в голосе байкера веселья. И неизвестно, к чему бы привёл весь этот разговор, грозивший перейти в шумную, пусть и дружескую перепалку, как вдруг в зале погас свет.
Темнота укрыла гостей и персонал внезапно, словно по мановению волшебной палочки. Вместе со светом исчезла и звучавшая фоном музыка, обрушив на присутствующих в зале оглушительную тишину. И тем явственнее прозвучали в наступившем растерянном молчании недовольные слова владельца клуба, выразившегося как всегда ярко, ёмко и эмоционально:
- Какого хрена?!
Вопрос оказался практически риторическим, когда вспыхнули несколько лучей прожекторов, вычерчивая морозные узоры на сцене и по всему залу. А на одной из стен высветилась яркая надпись, выведенная эффектным, залихватским почерком.
«Иногда, для счастья нужно совсем чуть-чуть… Быть собой и быть там, где тебя ждут… Ведь правда, Эльза?».
Она вспыхнула ярче, голубоватым, льдистым отливом и тут же сменилось другой, вызвавшей волну недоумённого перешёптывания среди гостей клуба и тихий рваный выдох у того самого, одного конкретного человека.
«Для самого очаровательного, хладнокровного и неповторимого администратора».
Луч прожектора скользнул к сцене, замерев в самом центре. И в него вошла невысокая, хрупкая темноволосая девушка в светло-синем платье в пол, волнами скрывающем тонкую фигурку. Тёмные волосы крупными волнами рассыпались по плечам, а лёгкая, нежная улыбка и озорно сверкающие синие глаза приковали взгляды всех присутствующих.
Зазвучало фортепиано, созвучное с тихим звуком снежного ветра. Арина, а это была именно она, подняла микрофон и запела знакомую любителям детских мультфильмов песню, глядя в зал, открыто и доверчиво, раскрываясь и стараясь передать всё, что чувствовала своим голосом:
- Метель укроет склоны горных вершин и белым-бела земля… Безмолвное королевство, королевой стала я! А ветер стонет и на сердце ураган… Мне б его сдержать, но я не могла. Не открывай, храни секрет, будь хорошей девочкой для всех! Закрой все чувства за зам-о-о-ок… Но тщетно всё!
По стенам и сцене за змеились морозные узоры, созвучные с лёгкой мелодией и звонким, глубоким голосом девушки, продолжавшей петь:
- Отпусти и забудь, что прошло – уже не вернуть… Отпусти и забудь, новый день укажет путь! Не боюсь ничего уже, пусть бушует шторм… - небольшая пауза и улыбнувшись шире, Арина склонилась вперёд, доверительно поведав. – Холод всегда мне был по душе.
Прожектора сверкнули, высвечивая ещё одну часть сцены, где-то сзади, выстлав замысловатой изморозью пусть до засиявшего ярко экрана, на котором из многочисленных фотографий, закручивалась спираль вьюги. Что бы рассыпаться на отдельные элементы, вспыхивающие раз за разом, освещая лица сидящих в зале людей и те моменты, которые сама главная героиня многочисленных кадров провела здесь.
В этом самом клубе, с этими людьми.
Олег украдкой глянул на застывшую неподвижно Эльзу. Она сидела ровно, расправив плечи и ничем не выдавая собственных эмоций. Но Верещагин успел достаточно хорошо узнать любимую девушку, что бы легко увидеть бурю эмоций, ломающую изнутри все вновь выстроенные барьеры. Он видел, как тонкой прозрачной нитью катятся по щекам слёзы из широко раскрытых глаз, а пальцы стискивают друг друга так, что кажется сейчас сломают.
И в тоже время, если бы не знал, никогда бы не понял, что творится за безупречной ледяной маской и лёгкой, ничего не значащей, чуть снисходительной улыбкой.
- А я бегу всё выше, на ледяную гладь… И страхам дней минувших меня уж не догнать! – вслед за словами менялись кадры и на каждом из них была она, его обожаемая Льдинка. То печальная, то надменная, то холодна. то уязвимо-хрупкая… - Пора узнать, что я могу – на службу призову пургу! Свободу обрету во льдах… Навсегда!
Мягка и стойкая, ледяная и тёплая, такая разная и такая… Своя. Его Изька на этих кадрах прошла все шаги от ехидной, ледяной насмешки до открытого, весёлого, искреннего смеха.
- Отпусти и забудь… Этот мир из твоих грёз! Отпусти и забудь, и не будет больше слёз… Здесь мой дом, мой снежный удел… Пусть бушует шторм!
Снимки на экране сменились беззвучным видео. На нём Олег с лёгкой улыбкой узнал тот самый танец в первую вечеринку, организованную Эльзой. Тогда они были Ведьмой и Мессиром, сумев в безмолвном противостоянии показать всё то, что прятали сами от себя: страсть, страх, жажду, взаимное притяжение и не желание прогибаться под партнёра.
И сейчас, как это ни странно, их обоюдное притяжение, записанное бездушной, без эмоциональной камерой, создавало удивительный контраст со звучавшей песней. Арина улыбалась, счастливо и озорно. А её удивительно глубокий, нежный голос, без труда выводил незамысловатую мелодию, отдававшуюся двойным эхом в одном, самом важном сейчас сердце.
- Искрится воздух… И земля от моих чар. Подвластны мне мороз и лёд… Ну что за дивный дар! И вот уже я знаю, как мне дальше быть! Я не вернусь назад, должна я всё забыть!
Видео отдалилось, остановившись на том самом моменте, когда они замерли, глядя друг на друга. Вихрь фотографий закружился, создавая причудливый калейдоскоп, окружённый морозным узором, расползающимся по стене. Эльза тихо вздохнула, неосознанно нащупав дрогнувшей ладонью его руку и сжав, в попытке удержаться за единственную действительно стабильную константу в своей жизни.
- Отпусти и забудь! И на небо лети зарёй! Отпусти и забудь, полярной сияй звездой! Встречу я… Первый свой рассвет. Пусть бушует шторм… - Арина подмигнула, глядя прямо на их столик, а Верещагин тихо чертыхнулся, свободной рукой прикрыв глаза в извечном жесте «рука лицо». – Холод всегда мне был по душе!
Олег ругнулся про себя, помянув «добрым» словом сисадима, опять сделавшего всё по-своему. Харлей тихо хрюкнул, а Неаполь беззвучно смеялась, уткнувшись лбом в его плечо. И только Мих и Льдинка его молчали, неотрывно глядя на сцену. Где в ярком свете прожекторов стояла тихо смеющаяся Арина, откинувшая волосы с плеча на спину изящным жестом. И где на большом экране застыла последняя фотография с чётко узнаваемым для знающих людей интерьером: кабинет администратора во всей его красе, со скромной коллекцией несчастных суккулентов, значительно расширившейся в последнее время.
Но даже не это было самым примечательным, нет. С огромным отрывом вперёд ушла надпись, сделанная на фото и приправленная озорным смайликом: «Ну как же мы без вас?!».
- Убью, - мрачно откликнулся Олег, вытащив телефон и продублировав собственное решение небезызвестному абоненту и автору этого шедевра.
Мих согласно замычал, хотя, кажется, его невнятный комментарий был порождён совсем иными причинами, потому как владелец клуба не мог отвести взгляда от своей любимой синеглазой официантки. Алёхин хмурился, о чём-то напряжённо размышляя, но спросить никто так и не решился.
Зато на сцене появился Илья, сверкая довольной улыбкой и чисто рокерским прикидом. Запечатлев на пальцах Арины почтительный поцелуй, ведущий тихо хмыкнул и громко объявил:
- Мы рады приветствовать вас на вечеринке, посвящённой пятилетию нашего клуба! Но прежде, чем приступить к основной части, мы, скромные работники клуба в моём не самом скромном, но обаятельном лице, желаем задать один важный, просто-таки жизненно важный вопрос!