Лефорту было тогда двадцать шесть лет. Все соотечественники заметили в нем большую выгодную перемену. Он был высокого роста и очень строен. В разговоре являл себя строгим и серьезным, но с друзьями был шутлив и весел. Можно сказать утвердительно, что он наделен от рождения счастливейшими дарами и талантами как тела, так ума и души. Он был отличный ездок и в совершенстве владел оружием. Из лука стрелял с такою необыкновенною силою и с такою непостижимой ловкостью, что превосходил искуснейших и опытнейших татар. О военном ремесле говорил очень разумно, и можно сказать по справедливости, что судил о нем, как человек испытанный, хотя был младший сын в семействе, которое, конечно, пользовалось почетом, но не имело таких денежных средств, чтобы дать соответственное его дарованиям воспитание. Что касается его чувств и образа мыслей, то никогда и никто не откажется от признания — что и обнаружится впоследствии, — что он имел повышенную и благородную душу. Он был враг лести и тщеславия. Своему государю был непоколебимо предан во всем, что касалось славы его царствования и счастья подданных, и употреблял все усилия содействовать столь справедливым и благотворным предначертаниям.
Во время пребывания на родине Лефорту делаемы были различные предложения именитыми чужестранцами, проживавшими в Женеве; его заверяли, что он найдет достойный круг деятельности или во Франции при швейцарских войсках, или в Германии, или у императора, или в Голландии и в Англии. Влиятельные иностранцы старались отговорить его от службы в России, доказывая, что она не только трудна, но и неблагодарна. И члены его фамилии, родные и знакомые советовали ему ехать или в Германию, или во Францию, или в Англию, или в Нидерланды, где, поступив в военную службу, он мог бы приобрести значительные выгоды для себя и для своего семейства. На все эти знаки благорасположения Лефорт отвечал, что сердце его лежит к России и благодарность обязывает его посвятить жизнь монарху, от которого получил многие благодеяния. Он питал твердую надежду, и это были его собственные слова, что, если Бог сохранит ему здоровье и дарует жизнь, то свет заговорит о нем, и он достигнет почетного и выгодного положения»{25}.
Заслуживает внимания коренной перелом, произошедший в отношении Лефорта к России: до вступления на военную службу он многократно высказывал скептическое отношение к стране своего пребывания и не раз пытался покинуть ее; теперь же он уверовал в то, что именно здесь ему суждено добиться успеха и славы. Из недоброжелателя России он превратился в ее панегириста и твердо решил возвратиться в Россию и продолжать здесь службу Залогом успеха он, очевидно, считал покровительство двух влиятельных в России персон, благожелательно относившихся к нему, — Патрика Гордона и В. В. Голицына.
В кругу родственников и друзей Лефорт пробыл немногим более месяца и отбыл из Женевы 25 мая 1682 года, с тем чтобы 19 сентября прибыть в Немецкую слободу. Вместо положенных шести месяцев его отпуск продолжался десять с половиной. Это дало основание недоброжелателям Лефорта утверждать, что он намеревался остаться на западе.
В то время как Лефорт ехал в Россию, до него доходили тревожные слухи об изменениях, произошедших в стране за время его отсутствия: о смерти царя Федора Алексеевича, провозглашении царем десятилетнего Петра, последовавшем затем стрелецком бунте, сопровождавшемся кровавой расправой со сторонниками Нарышкиных, о провозглашении царями-соправителями сразу двух братьев, Ивана и Петра, и возвышении царевны Софьи, ставшей подлинной правительницей России. Софья происходила из семейства Милославских, а представители этого рода отличались крайней нелюбовью к жителям Немецкой слободы. Все это могло перечеркнуть честолюбивые намерения Лефорта. Однако он оказался верным своему обещанию продолжить службу в этой стране, тем более что здесь его ожидала супруга. Впрочем, к тому времени, когда он прибыл в Слободу, смута закончилась и в стране наступило успокоение. Друзья уверили его, что, несмотря на перемены в государственном управлении, он вполне может надеяться на продолжение успешной карьеры. Тем более что ему по-прежнему покровительствовал ставший теперь всесильным князь В.В. Голицын.
Значительную часть пути Лефорт проделал вместе с датским посланником в Россию фон Горном. В Смоленске он оставил его, взяв на себя поручение известить Посольский приказ о прибытии посланника. Главой Посольского приказа был князь В.В. Голицын. Лефорт поспешил явиться ему, был принят и получил приказание немедленно ехать к Горну и состоять при нем в качестве пристава до тех пор, пока Горн не получит аудиенции у царей Ивана и Петра. 19 октября Горн был представлен царям; Лефорт присутствовал на аудиенции и был допущен к целованию рук обоих царей.