К тому же году относится происшествие, не доставившее Лефорту никакой радости. 2 октября он подал в Посольский приказ челобитную, в которой жаловался на то, что ночью «во дворишко ко мне, холопу вашему, приходили воровские люди и в хоромишки ко мне разбоем ломились и погребишко мой у меня на дворе пограбили и покрали». Одного из воров он поймал и привел в съезжую избу, но там должного допроса пойманному не учинили. Лефорт прочил «того вора роспросить про мои покраденные животы и про воровской их приезд ко мне… и про его товарищев, таких же воров».
Пойманный назвался «гулящим человеком», поляком по национальности, Юшкой Семеновым, работавшим по найму у торгового иноземца Петра Сиверса; на улице, близ дома Лефорта, он оказался случайно, так как отправился разыскивать своего хозяина. Был допрошен и П. Сивере. Его показания подтвердили ошибку Лефорта: «И октября в 1-м числе поехал он, Петр, из двора своего в гости гулять и приказал человеку своему Юшке себя ввечеру искать. И он, Юшка, ходил его искать и наехал де на него, Юшку, подполковник Франц Лефорт и поймал ево, Юшку, на улице неведомо за что без поличного и привел ево в съезжую избу, называет ево вором, а воровства за ним… Юшкою никакова не бывало, и не знает». 8 октября Юшка Семенов был отпущен из съезжей избы под расписку
Такое решение Лефорта не устроило. 11 октября он подал новую челобитную, обвиняя уже стольника Данилу Чернцова в том, что тот вел дело, «норовя иноземцу Петру Сиверсу и не розыскав подлинно». Чем закончилось дело, неизвестно, так как документы отсутствуют. Но скорее всего — ничем, ибо Юшка Семенов, которого Лефорт считал разбойником, к ограблению его дома, по-видимому, не был причастен, а другие подозреваемые отсутствовали{28}.
Между тем крымский хан то и дело производил набеги на южные уезды России. За Крымом стояла Османская империя, и воевать с ханом Россия не отваживалась до тех пор, пока не будет заключен мир с Польшей. Двум государствам, одинаково страдавшим от набегов крымцев, никак не удавалось договориться друг с другом. Камнем преткновения был Киев — Польша не соглашалась отдать этот город России и к тому же настаивала еще и на возвращении Смоленска. В.В. Голицын, руководивший Посольским приказом, показал себя умелым дипломатом. В апреле 1686 года с Польшей был заключен «вечный мир» и установлены союзные отношения для борьбы с врагами христианства. По условиям «вечного мира» Смоленск и Киев остались за Россией.
Теперь можно было дать достойный отпор крымским татарам. В 1686 году началась подготовка к большому походу на Крым. К южным границам стягивались войска. Главнокомандующим войсками был назначен князь В.В. Голицын.
Невиль писал: «Голицын сделал все, что мог, чтоб отклонить от себя эту должность, так как он справедливо предполагал, что трудностей будет ему весьма много, и что вся ответственность за неудачу падет на него, какие бы меры предусмотрительности и предосторожности он ни предпринял, и что ему трудно будет сохранить свою славу, если поход окажется неудачным. Войско, вверяемое ему, было, правда, велико числом, но его составляли толпы грубых, беспорядочных крестьян, не закаленных в битвах, с которыми он не мог ни начать, ни совершить с честью никакого важного военного предприятия. Бывши более великим государственным мужем, нежели полководцем, он предвидел, что отсутствие его из Москвы причинит ему более вреда, нежели принесло бы славы самое завоевание Крыма, так как оно не поставило бы его выше, звание же начальника войск решительно ничего не прибавляло к его могуществу»{29}.
Лефорту хотелось принять участие в походе в чине полковника. Для этого он воспользовался весьма своеобразным приемом. Он решил прибегнуть к обходным путям и использовать Совет Женевской республики в качестве ходатая перед Голицыным об оказании «милости» их соотечественнику. 1 октября 1686 года Лефорт обратился к Совету Женевской республики с просьбой о присылке рекомендательного письма к князьям В.В. и Б.А. Голицыным: «Без сомнения, я достиг бы того (успехов в карьере. — Н.П.), ежели б имел довольно счастья милостью вашей и властью Республики получить письмо, рекомендующее меня двум первым министрам сего двора, князьям Голицыным: о том, государи мои, беру смелость просить с тем большим усердием и покорностью, что сие дело весьма нетрудное и не позволит укрепить мои дела и даже споспешествовать оным».
Хлопоты об отправке Советом грамоты взял на себя Ами Лефорт, ставший к тому времени одним из наиболее влиятельных членов Совета. Сохранился плохой перевод с грамоты Женевского совета князю Голицыну, в которой тяжеловесным языком перечислены успехи в службе не только Франца Лефорта, но и всех его предков. Совет «любезнейшего нашего гражданина вам похвалити разсудили есмы, дабы яко ево величайших и пресветлейших царей к службе охота растет, тако их жалованье к нему пространялось».