— Слышь Рэмба, вот этот, помоложе который, сука, нас мусорами обозвал.
Бригадир Рембо, укоризненно покачал квадратной башкой.
— Не хорошо честных пацанов обижать, извиниться надо и штраф заплатить.
Будто не понимая намёка, развёл руками:
— Извини, братан, больше не буду, честное комсомольское!
Выскочив пробкой из заборной дырки, братан запрыгал мячом, изрыгнул:
— Да ты чё падла гонишь? Глянь, Рэмба, он меня за фраера держит! Да я его…
— Погоди Шмель, он не понял, а щас поймет.
Члены бригады, они же соратники и партнеры по бизнесу достали из-под курточек нунчаки, как умели, закрутили ими. Получить такой штукой по черепу, приятного мало, и лучше всего подчиниться требованиям грабителей. Игорь в ситуации разобрался быстрее меня, полез во внутренний карман куртки, вынул любовно перетянутую резинкой толстую пачку рублей, поднёс её предводителю шайки.
Недоверчивый Рембо, ухмыльнувшись, подал команду:
— Метла, проведи шмон у фраерка.
Парень с дворницким погоняло, будто с рождения только этим и, занимаясь, грубо схватил фраерка за шиворот, подвёл к забору, приказал поднять руки, приставить ладони к бетонной поверхности. Профессионально подбив в стороны его ноги, приступил к досмотру.
— Есть! — радостно воскликнул чистильщик чужих карманов буквально через считанные секунды и передал пачку, чуть тоньше первой, бригадиру.
— Порядок! А теперь давайте гости дорогие, топайте до хаты.
Восемь джентльменов удачи дружно и очень весело захохотали, заулюкали, посоветовали почаще приезжать в столицу, посещать рынок и делиться с ними прибылью. Затем став колонной, разбойники двинулись в сторону тёмного леса.
Подобрав с травы пустые чемоданы, мы пошли в обратном направлении. Пройдя в молчании минуты три, Игорь разразился бранью. Досталось многим и в первую очередь Ельцину, мэру Москвы, районному управлению по борьбе с организованной преступностью, бандитам всех мастей, а под конец подчинённому, то есть мне. Облегчив, таким образом, душу озабоченно спросил:
— Що будем робыть, Мыкола?
— Мне по уставу не положено поперёд батьки мысли высказывать, — не без иронии ответил начальству.
До места, куда посоветовал топать нехороший парень Рембо, дальше шли молча, каждый по-своему оценивая происшедшее.
«Не получился из меня нувориш, а жаль, деткам и жене подарки бы привез московские, пряники тульские, да конфеты шоколадные!»
О чём думало начальство не ведал, но подходя к дому, оно начало мурлыкать:
Як батько заграе, ворог враз рыдае
То ити до кого молодому козаку
Червони ливоруч, били проворуч.
Пиду я за батька на гражданьскую вийну.
Любо, братцы, любо, любо братцы жить
З нашим атаманом, ни приходится тужить.
Молодцевато взмахнув рукой, притопнув ногой и заменив царя на гетмана, казак закончил припев:
Любо, братцы любо, любо братцы жить.
За гетмана, за веру буйну голову сложить.
За короткое время совместной работы, я немного узнал Игоря и если тот запел про любимого и горячо обожаемого батьку Махно, значит в его хитромудрой голове созревал план, в данном случае план спасения. Чтобы не мешать рождению его замысла, продолжил размышлять о трагизме положения: «Как теперь выбраться из этого московского муравейника и добраться до тихого, уютного, зелёного и вечно юного города, в котором ждут меня близкие? Заяву настряпать в ближайшем отделении милиции и слезу пустить? Но ты же Коля знаешь, что Москва слёзы и особенно слёзы приезжих не любит и им не верит».
Заглушить досаду нам помогла вчерашняя водка, почерствевший хлеб и несколько сиротливо лежащих на дне банки маслин. Выпив, начальник стал махать кулаками и кричать:
— Нужно було тим хрякам мордасы побить, га?
Хитрющий начальник таскал меня повсюду не как компаньона, а как пса-охранника. На его провокацию не ответил, побоялся, что обидевшись, тот чего доброго бросит подчинённого подыхать в огромной Москве, где-нибудь на вокзале или под забором.
Включив телевизор, прилёг на тахту. Смотреть нечего, скучно и страшно: на одном канале Немцов с Гайдаром умничают и дурят народ, на другом Борис Николаевич с глубокого похмелья обещает россиянам райскую жизнь в недалеком будущем, на третьем канале показывают Грозный, в дыму и пальбе. Наконец молодой и здоровый организм сделал своё дело, и я погрузился в сон.