Выбрать главу

— Потому що я козацького роду!

Тут же дал ему совет:

— А ты, Ельцину, государю-императору Всероссийскому челом стукни. Так раньше делали запорожские казаки, вроде помогало.

Будто съев горькое, казак поморщился:

— Ни, у нас свий гетман е, Кучма!..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

До вокзала рассчитываю попасть за полчаса до отхода поезда и, чтобы погасить время, направил стопы к Бульварному кольцу, по пути знакомясь с достопримечательностями улиц, скверов и переулков. Отмахав пол квартала, нарушил первоначальную диспозицию: свернул вправо и через час вышел к Большому театру.

Вообще-то, московским властям не мешало на вокзалах вывешивать специальную карту с указанием мест, где психическому здоровью провинциала может быть нанесён ущерб.

Присев в сквере на скамейку, с удовольствием закурил «Столичные». В надежде увидеть красивых артисток театра повертел головой. Их не было, вместо них на дорожке появилось двое молодых людей без усов, но с подкрашенными глазами.

«Артисты, самые настоящие! — восхищённо глядя на молодых ребят подумал про себя. — Автограф что ли попросить?!»

Проплыв лебедями те остановились, пошептались, после чего один из них продолжил путь дальше, второй направился в мою сторону. Вихляя бёдрами работник творческого труда подошёл к скамейке, подмигнул подведённым глазом.

Подумав, что артист репетирует роль на свежем воздухе, тоже подмигнул, а в знак доброго к нему расположения слегка поклонился.

Деятель культуры ожёг меня взглядом, присел рядом, закинул ногу на ногу, подпёр кулаком подбородок и неестественно противным голоском приветствовал:

— Привет, милый!

— Привет! Что, тяжело на жизнь зарабатывать?

— Ой, и не говори! — артист, показав кончик языка, облизнул верхнюю губу, выгнул спину. Положив руку на моё плечо, сбил с него пылинку и попросил закурить.

«До чего культурны и вежливы москвичи! — не перестаю удивляться. — С незнакомого человека пылинки стряхивают, больше одной сигареты из пачки не тянут».

Элегантно держа сигарету, артист красиво выпустил дым струйкой прямо мне в рожу, бархатным голоском пропел:

— Давай знакомиться, милый, меня Валей зовут.

Подозрительно покосившись на творческого работника, грубовато ответил:

— Мыкола, из диких степей Малороссии!

Противно растягивая слова, Валя спросил:

— Это около Магадана что ли, или около Сибири?

Затем ощупав бицепс моей руки, артист задохнулся в восторге:

— Ой, какой ты сильный! К тебе пойдём или ко мне?

— Зачем? Мне и здесь клёво!

— Но здесь неудобно, менты могут нагрянуть.

— А чего их бояться, они ведь тоже люди, всё должны понимать.

— Да? Ну, как хочешь. Но, это будет стоить в два раза дороже,- совсем непонятно выразился Валя и потянулся к ремню на моих старых джинсах.

— Э-э, ты чего? — оторопело спросил я и чисто автоматически вывернул его ладонь. Приёмчик очень болезненный, в чём убедился, услышав злобное шипение загадочного типа:

— Ты что делаешь, противный, рабочую ручку мне чуть не сломал!

— А куда ты лезешь?

— Ну, ты же сам сказал, что хочешь меня здесь, на скамейке…

— Чего? Тебя? Ты сдурел? …

У безбородо-безусого Вали в глазах появились слёзы. Размазав некачественную краску по щекам, лже-артист гнусно прокричал в сторону деревьев:

— Николай Захарыч, это что же такое?

На призыв, только теперь мне стало ясно кого, из-за деревьев выступили крепкие парни.

По прибытии их к месту конфликта и не парень и не девка плаксиво воскликнуло:

— Он не хочет платить за выполненную работу.

Николай Захарыч, он же главный сутенёр строго посмотрев на меня, сначала задал вопросы: не забурел ли я, почему такой жадный, дорого ли мне собственное здоровье? — затем потребовал рассчитаться в двойном размере.

Свесив руки, сняв с них напряжение, вслух высказал удивление высоким прейскурантом, а внутренней речью обозвал себя идиотом польстившемся на автограф артиста.

Нахально осмотрев быков, в один голос заявивших, что прейскурант утверждён свыше, сказал:

— Слышь, мне лишний кипиш ни к чему. Два дня, как откинулся. В столице проездом, о культурной, вроде этой вашей точки, не слыхал. Усекаете? А вашего петушка обидеть не хотел. Больше червонца дать не могу.

Сутенеры, отогнав осрамившегося панельного работника, посовещались в узком кругу и отпустили меня с миром.