Скачками, отмахав стометровку, отыскал за углом пятиэтажного дома аптеку. Всунув голову в окно, всё ещё находясь в плену густо накрашенных глаз Вали-проститута прохрипел:
— Девушка, мне бы, как это поточнее выразиться, такое, ну… чтобы зараза не прилипла. Срочно!
Молодая, красивая аптекарша с восхищением, удивлением и пониманием в зеленоватых кошачьих глазах кивнула.
— Сколько?
— Для ровного счета двести, можно больше.
— Сколько-сколько?
— Ну, тогда триста!
Девушка бурно задышала, вытерла дрожащей рукой мгновенно выступивший пот, бессильно опустилась на высокий без спинки стул, тихо воскликнула:
— Но этого же хватит на целый год, понимаете, целый год!
Не понимая в чём тут дело махнул рукой.
— Да Вы что, мне это только на сейчас, до поезда, а приеду до хаты, у меня добра этого — хоть залейся. Очень удобно — не надо никуда бегать. Вот только супруга недовольна.
Находясь в предобморочном состоянии, девушка (видимо от летней духоты) расстегнула верхнюю пуговицу халата. Держась со своей стороны за прилавок, изошла дрожью. Покрыв горячим дыханием, стекло перегородки, заикаясь, представилась:
— Мень-ня Кы- Кы-Катей зовут.
— Прямо как императрицу Всероссийскую! А меня Никифором.
Пожав через окошко потную ручку Екатерины, попросил поскорее выполнить просьбу, добавив на свою голову:
— Сил нет терпеть такую муку.
На подгибающихся, изящных ножках Катя удалилась и вскоре вынесла на руках…
— Что это? — спросил удивлённо таращась на девушку.
Та, очень нервно произнеся звук «Пыф-пыф», обдув тем самым испарину и сдув непокорную чёлку сказала:
— Ровно триста штук, как вы просили.
«Что за день сегодня, одни проколы! До мозга всё доходит с задержкой, ну как до умственно отсталого с признаками необдуманности, а в моих случаях —непродуманности своих действий и отвлекаемости на случаем рождённые раздражители. Пока не добавились остальные признаки надо тикать, как говорил пан Игорь», — ругнул себя, выдавил улыбку, пробормотал:
— Ну да, ну да, спасибо. Вот только…
Пошарив в карманах джинсов, стукнув себя по лбу сказал:
— Я сейчас вернусь. Только сбегаю в обменный пункт и заодно попрошу дожидающихся в соседнем подъезде женщин не разбегаться.
Выбежав из аптеки, поймав глазами спасительный угол за который можно забежать, поспешил туда. Обернувшись, увидел, как девушка Катя, не считая ступенек, сбежала вниз, приставила козырьком ладонь ко лбу, завертела головой.
Двигаясь в поисках аптеки по Дзержинской, подумал о девушке: «Она меня приняла за полового гангстера, точно. Сам виноват, нужно чётче излагать мысль. А девушка хороша, развратница! Жаль времени в обрез».
Найдя аптеку, облегчённо вздохнул — за прилавком скучала не молодая девушка, а старый работник мужского пола. Покачавшись перед прилавком, подав провизору помятую купюру, пробасил забулдыжьим голосом:
— Трубы горят, давай дядя любого спиртику.
В подворотне, под подозрительными взглядами прохожих, тщательно помыл руки, ощущая и слыша, как в прохладном испарении корчатся всякие спирохеты, стафилококки и прочая дурная живность.
Третий раз испытывать судьбу не стал. Голодный, взволнованный столичными приключениями, добрался до Курского вокзала. Прочитав на табло информацию, пробрался сквозь толпу пассажиров, нашёл свой вагон.
Кому суждено в один день быть битым дважды, не избежит этой участи и в третий раз. Уже занёс ногу в тамбур, стал подтягивать другую, как меня настиг внезапный толчок в грудь. Упав спиной на толкающихся пассажиров, попытался встать, извиниться, однако, на меня свалилось что-то тяжёлое, и прозвучали команды:
— Хватай его, гниду… Держи крепче… Выворачивай руку…
«Вот те на! — изумился командам. — Чем ментам то я не угодил?»
Оказалось, «держать и не пущать», относилось к другому.
Ребята из транспортной милиции, выворачивая руки «гниде» и моему обидчику, возрадовались:
— Попался, гадёныш, давно мы за тобой бегали! Допрыгался, Шпагат?
Одев наручники на жулика с верёвочным погоняло, милиционеры помогли поднять мою сумку, крепко пожали руку:
— Спасибо гражданин, если бы не Вы, удрал и на этот раз рецидивист.
Проводница поддержала оперативников:
— Да, здорово он его принял на себя, молодчина!
«Если сию секунду не займу место в вагоне, обязательно что-нибудь приключится, и тогда останусь на веки вечные, на московской земле!» — отвечая на рукопожатие оперов, напугал своё воображение.