— Ты в аду, а я — шайтан, — напугал соседа потусторонним голосом.
Человеко-пассажир дёрнулся, но удерживаемый ремнями упал в кресло. Весёлый розыгрыш продолжения не имел, последовала Майкина команда: «Встать! На выход с вещами».
Одёрнув ветровку, ответив: «Слушаюсь», нагрузил руки сумками. Под бдительным оком трёх охранниц поплёлся к выходу тепло, отзываясь об армейских законах и не одобряя некоторые положения семейного, в том числе гражданского кодекса.
В надежде смягчения обещанного мне наказания, у выхода из самолёта поставил сумки на пол, прижался к борту. Кивнув на трап, подхалимски доложил: «Трап подан», однако, вместо желаемого: «Ты прощён», послышалось грозно-энкэвэдэшное: «Пошел вперёд, не оглядываться».
Выйдя из здания аэровокзала, Майка воскликнула:
— Ну, вот мы и дома, детки!
Детки радость матери своей не разделили. Старшая дочь, вздохнув и сглотнув подступившую слезу, гордо сказала:
— Моя Родина — Украина!
Младшая дочь, посмотрев на старшую сестру и сопереживая ей, не по-детски серьёзно вторила:
— Да, наса Лодина Уклаина и дом на Уклаине!
Предоставив право ошарашенной супруге объясниться с детьми лично, отошёл в сторону. Закурив, полюбовавшись на кучку громко визжащих милиционеров, переключился на очень серьёзную тему.
«То, что Майка не ожидала такой реакции от детей, понятно, но такого не ожидал, и я! Если это реакция на усталость и перемену привычного им мира, это одно, а если это нечто большее?»
Подошедшая супруга, с присущей ей прямотой, спросила:
— Твоя работа?
Прикинув расстояние до урны и угол бросания, толчком указательного пальца послал окурок к цели.
— Ах, шайтан подери, скорость большую задал — перелёт.
Повернувшись в сторону допрашивающей стороны, ответил утвердительно:
— И твоя, и моя, и наших предков!
— Я от деток такое услышала — кошмар! Это же…, — в поисках подходящего слова Майка нахмурила тонкие брови, помахала ладошкой, будто веером у моей физиономии, посмотрела на детей, и наконец, нашла выход, сказав, — … ну, в общем, сам понимаешь, о чём я.
Имея математическое образование, супруга слабо разбиралась в терминах, употребляемых историками и философами. Будучи в хорошем настроении, я порой ехидничал над её тройками по гуманитарным предметам; вот и сейчас представился маленький шанс отличиться и хоть в чём-то взять реванш. Усмехнувшись, снисходительно посмотрев на троечницу произнёс:
— Это можно интерпретировать как понимание юными патриотами особой роли славянских народов и…
— Хватит умничать, говори проще, — рассердилась троечница.
— Понял. Это могло быть неосознанное проявление здорового шовинизма, неославянофилства и, конечно, особенностью национального характера. В этом нет ничего плохого, надо больше работать с юным поколением и разъяснять проблемы общества.
— Молчать! Тебя забыла спросить, — тихо, одними губами прошипела Майка.
Вдруг, как ёжики из тумана, перед нами выросли три представителя коренной национальности, объединённых и сплочённых общей профессией. Один из них развязно прогундосил:
— Братан, доллары берём, золото.
— Ты ошибаешься, уважаемый, у меня таких братьев нет! — отверг родство с валютчиком.
Переварив моё сообщение, тот подпрыгнул, призвал в свидетели свою общину, описал руками сложные кривые, раскричался, брызжа слюной. Его компаньоны, возмутившись неслыханной дерзостью гостя столицы, стали меня стыдить, называть неблагодарной свиньёй. На шум со стороны кафе примчались двое в милицейской форме с взнесёнными резиновыми дубинками. Приняв устную жалобу со стороны валютчиков, сержанты сказали: «Хоп», устрашения ради нехорошо ухмыльнулись, поправили пустую кобуру, подошли ко мне. Посчитав лишним представиться, потребовали документы.
— Чего надо от русо туристо, приехавшего в древний Туркестан? — спросил я.
Реакции милиционеров можно позавидовать! Выразив звуком: «Йе» недоумение, замешательство и испуг, те быстро отступили, сбили кепки на затылок, бросили одну руку к кобуре, другую, с зажатой в ней дубинкой изготовили к действию и в один голос призвали с разных сторон подкрепление. Не прошло и пары секунд, как я был изолирован от испуганной семьи плотным кольцом. Проверка советского паспорта ничего не дала, а обыск их надежды не оправдал. Старший сержант, как старший по званию приступил к блицдопросу на ломанном русском. Если я утверждаю, что нахожусь в казахстанском городе Туркестане, значит я сбежавший из дурдома пациент и если это так, то меня необходимо усмирить дубинками, связать руки, ноги и изолировать от общества. А если я мерзкий террорист, захвативший бедную женщину с двумя детьми, то тем более меня нужно быстро скрутить, положить мордой на асфальт и вызвать службу национальной безопасности. В любом варианте они выигрывают и могут получить от министра благодарность, повышение в звании, а может даже премию.