Резко, готов биться об заклад, что от удара двери распахнулись и, на пороге выросла сначала задница, обтянутая армейским сукном, поочередно выставились ноги и, под негодующий начальственный рёв, горбом выдернулась спина, голова, а потом руки.
Выпрямившись, словно и не было позорного изгнания, помощник указал мне на дверь:
— Бахтиёр-ака ждёт тибя, иди быстра.
Большой, просторный, тёплый кабинет, на стене вездесущий и подсматривающий президент. Стульев вдоль стен и по периметру громадного прямоугольного стола не счесть. Два сейфа выкрашенные в ярко-зелёный цвет выстроились по углам. По правую сторону от стола, на модном столике негромко вещал телевизор. Но самым достопримечательным и удивительным был хозяин апартамента. Большая, стриженная под ёжик голова сидела на широких плечах, украшенных подполковничьми погонами; толстые, цвета перезрелого арбуза щёки, надёжно защищали сдавленную галстуком шею; между верхней, слегка оттопыренной губой и мясистым носом росли щёточные усы; маленькие глазки вопросительно уставились на меня из-под нависших густых бровей.
Подражая военнослужащим роты почётного караула, задирая ноги к потолку и печатая шаг, я двинулся к столу.
— Господин подполковник, майор Славянов! Здравия желаю!
Господин вздохнул:
— К сожалению, Строевой устав МЫ пока не поменяли, поэтому надо говорить — товарищ подполковник.
— Слушаюсь.
Подполковник сплюнул:
— Эти «товарищи» нам достаточно навредили за семьдесят лет, пора бы это словечко забыть, а?
— Так точно. Вы очень тонко выразили своё отношение к «товарищам».
— Ладно, что у тебя ко мне?
Положив на стол копию личного дела, отступил на шаг, замер истуканом.
— Майор, личное дело имеет гриф секретности, объясни, как у тебя оказалась на руках копия, а?
На законный вопрос ответил пренебрежительно:
— Э-э, госпо…, извините, товарищ подполковник, у нас в штабе полка на Украине такой бардак был, можно хоть знамя вынести, хоть секретную литературу, а если кому бы понадобилось, то и мобилизационный план, печать и самого пьяного командира. Такое не возможно только в одной армии, армии Республики Узбекистан!
Ответом подполковник остался доволен, разрешил сесть, а сам углубился в изучение личного дела.
Листал он его долго, переворачивал страницы слева направо и справа налево, хмыкал, что-то бубнил, кривил рот усмешкой. Наконец подняв трубку телефона, уверенный, что узбекским я не владею, приказал:
— Срочно найди Хикматуллу, скажи пусть бежит ко мне — будем потрошить одного барана.
Вдруг подполковник, надувшись шаром заорал:
— Мне плевать, что его нет в штабе, ищи, иначе я тебя собачий сын уволю за саботаж моих указаний! Всё.
Бросив трубку, подполковник скрипнул зубами. Немного успокоившись, проговорил:
— Сиди, сиди, не бойся. Говорю помощнику, чтобы кофе принёс, а он отвечает, что кофе кончилось, остался чай зелёный и что электрочайник сломался. Он мне дороже сына родного, люблю его очень.
На последних словах у подполковника отчего-то задёргался левый глаз, и перекосилась челюсть. Полностью остыв, подполковник приступил к предварительному потрошению.
Включив настольную лампу, обозначил световым кругом границу. Найдя между складок мочку уха, нежно её потёр. Придав голосу дружественный оттенок, спросил:
— Где, скажи майор, хочешь служить?
Выпрямив спину, быстро ответил:
— Где прикажите, господин полковник.
Ему очень понравилось, что я постоянно называю его господином, его слух обласкало внеочередное повышение в звании, его тыловое сердце не выдержало.
— Хорошо. Нам нужны лётные кадры, именно профессионалы. Вакансии есть, с очень приличными окладами. Но…
— Слушаю Вас господин полковник!
Стирая границы, будущий полковник нервно развернул абажур лампы, не заметив, что его световое пятно нащупало портретное плечо президента. Наклонившись и вдавив грудь в ребро стола спросил:
— Ты когда входил в здание, видел обшарпанные стены?
— Так точно.
— Осталось нам в наследство от антинародной, чуждой советской власти, — сообщил кадровик и перешёл на шёпот. — Надо помочь с ремонтом, понимаешь?