— О, красить я люблю, только штукатурю плохо. Могу с утра приступить.
Удивляясь моей тупости, промычав:
— Э, зачем это? Другое надо.
Кадровик вывел на листе цифру «5000».
Дёрнув подбородком, я встал. Намереваясь поправить вечно сползавший рукав старого свитера, дёрнул плечом, потянул руку. Положив на язык фразу полную благодарности, открыл для этого рот. Вся операция заняла не более секунды. Ещё меньше времени понадобилось работнику Минобороны!
Подвергая себя жутким перегрузкам, его туловище вжалось в кресло; голова, хрустнув позвонками, втянулась в плечи; руки, оберегая макушку, скрестились, образовав непробиваемый щит; дыхание замерло.
Пока подполковник упражнялся, я ещё успел подумать: «Беднягу часто лупили в детстве, может его и сейчас дубасит какой-нибудь взбешенный генерал. Профессия у него трудная, нервная, отягощённая постоянными волнениями. Мои движения он воспринял как посягательство на его драгоценное здоровье. Однако надо возвращать подполковника к жизни, вот-вот появится загадочный второй потрошитель Хикматулла».
Вытянувшись струной рявкнул:
— Премного благодарен, господин полковник. С Вашего позволения, ровно в десять утра буду здесь, как приказано, господин полковник.
Господин оказался интересной личностью. Кратковременное эмоциональное потрясение, после которого многие душевно перестраиваются, обещая прилюдно покаяться в грехах, а также вести отныне честную и чистую жизнь, у подполковника исчезло, едва до его ушей дошло первое мною произнесённое слово.
Обратное превращение происходило несколько дольше и медленнее. Голова улиткой вытянулась из убежища, осмотрелась; туловище вернулось в исходное положение; руки проделали упражнения, какими обычно их хозяин отгоняет назойливую муху или комара. Не удостаивая меня взглядом, подполковник буркнул:
— Не пойму, откуда в ноябре комары, а? Надо будет помощника попросить, чтобы дезинфекцию сделал, а?
И положив руки на стол, мрачно, сквозь зубы процедил:
— Свободен.
Ровно в десять следующего утра вошёл в кабинет направленца.
Барабаня пальцами по столу, тот предложил мне сесть, но на безопасном для себя расстоянии.
— Я думаю, должность начальника штаба Каршинского авиаполка Вам подойдет! Там сейчас, прямо скажу, бардак, неразбериха.
Заметив моё удивление, кадровик изобразил ярость и справедливый гнев:
— Многие из лётного и инженерно-технического состава предав интересы независимого Узбекистана и личное доверие Верховного Главнокомандующего, переметнулись в российскую армию: в холод, грязь и распутство диких сибирских гарнизонов. Так поступать нельзя! Наш Президент возмущён изменой!
Нежно посмотрев на лик Папы, подполковник встал из-за стола, грузно подошёл к стене, на которой висел портрет, изогнул в почтении спину. Театрально воздев руку, указывая ею на вождя воскликнул:
— Благодаря нашему несравненному Президенту, произошли столь широкие изменения во всех сферах жизни, что…э……
Запнувшись, виновато посмотрев на святыню залепетал:
— Благодаря его подвигу, мы стали независимы… э… наше государство за короткий срок…э… на мировой арене…э… играет исключительную роль.
Повторно склонившись перед портретом, вытер платком лицо, отошёл. Зайдя ко мне с правого фланга, спросил:
— Принёс?
— А как же, как договорились…
— Давай.
Цапнув небольшой сверток, мелко семеня, подгрёб к столу. Грузно опустившись в кресло, открыл тумбочку, забросил в неё дань. Больше не глядя на портрет Верховного, обрадовал меня вестью:
— У Министра приказ подпишу завтра. Через два дня зайдёте за предписанием. Остальное получите в штабе ВВС. Туда знаете, как добраться?
— Да, на тринадцатом трамвае.
Сгорая от нетерпения, уподобясь опытному шниферу, подполковник лёг головой на стол, открыл дверцу тумбочки, за которой таился газетный свёрток. Сосредоточенно глядя в сторону двери, пальцами левой руки зашуршал бумагой, ощупал её содержимое…
— Что это? — прохрипел он.
— Деньги гос…
— Это деньги? — находясь в неудобной позе, взвыл господин и выбросил на стол в клочья изодранный свёрток. — Где ты увидел деньги? Это не деньги, это сумы, деньги только доллары!
От возмущения на лбу у кадровика образовались глубокие морщины, кончики бровей задергались и ощетинились копьями, губы издали стреляющий и пугающий звук «Пуф», левое ухо, прижатое к краю стола, заелозило. Застыв и просидев в таком положении, вдруг, повторно поймав в поле своего зрения мою физиономию вздрогнул. По его реакции было видно: она ему омерзительна, неприятна, не внушающая доверия. Налившись бурой краской, кадровик оторвал голову от стола, подпрыгнул обезьяной, сбил толстым задом стул. Упав пузом на стол, заклацал зубами. Вытянув вперёд руки, вознамерился вцепиться короткими пальцами в моё горло. Обессилив в ярости, сполз в кресло, с хрипом задышал. Больше не в силах терпеть моё присутствие указал на дверь.