Интересный, толково изъясняющий свои мысли собеседник нынче редкость, и мне тоже захотелось поддержать беседу.
— Вы способны мудро мыслить, товарищ майор!
— Я тебе не товарищ, а гражданин начальник!
— Пусть будет так. Но с чего вообще возник, этот неуклюжий вопрос? Ваше обвинение тяжкое — это под расстрельная статья, а я хочу жить.
— Ну вот, — обрадовался гражданин начальник. — Сознайся и суд это учтёт.
— Гражданин майор, до суда должно быть произведено следствие, для предъявления предварительного обвинения у следствия должны быть веские доказательства. Потом прокурор…
— Эти доказательства ты сам и твой сообщник, этот…
— Махмудов, — сладким голосом подсказал капитан.
— Да, он.
— Ваша гипотеза, именно гипотеза, а не рабочая версия построена на отсутствии фактов и на Вашей фантазии. Вы какой аргумент приняли в расчёт строя обвинение — Махмудова? Заметьте, вы пытались доказать недоказуемое, посчитав меня за полного идиота. В Ваших умозаключениях одни допущения и где, кстати, доказательства ложности моих показаний? Позвоните кадровику в Министерство обороны, и он подтвердит моё алиби. И последнее, в суде, во всяком случае, пока, дураков не держат, и любой судья намылит вам шею, вернув дурацкое дело. Знаете, где был Ваш прокол, нет?.. Объект был Вами выбран безграмотно и непрофессионально. Ну, где Вы видели русского офицера, в роли малограмотного террориста во имя идей панисламизма, пантюркизма и других «изма». Звоните в кадры или ведите к начальнику РОВД — ему я всё объясню.
Моя спокойная речь навязала майору программу поведения. Находясь в состоянии гипнотического воздействия малознакомых слов, тот снял трубку, набрал под мою диктовку цифры. Разговор длился минут десять, причём, информация сыпалась горохом с той стороны провода, а майор только хмыкал. Положив трубку, тот радостно сообщил, что снимает с меня тяжкие обвинения и, мало того, дарует свободу.
Сияя улыбкой, милиционер по имени Равшан, знаком велел пересесть со скамьи на стул, придвинул пачку модных в то время сигарет «Хон».
— Кури.
— Спасибо.
— А ты оказывается плохой человек, э… Славянов, подполковнику взятку предлагал. Сколько?
— Пять штук! — гордо ответил я.
— Чего?
— Сумов, конечно, не баксов же!
Оба милицейских чина покатились со смеху. Утирая слёзы, майор передал самую суть телефонного разговора:
— Подполковник просил тебя упрятать в камеру, понимаешь?
— Ага.
— Ничего ты не понимаешь. Я же понимаю, почему тот ишак не взял деньги, очень понимаю. Нас ментов называют взяточниками, а мы не такие. Мы не жадные: кто, сколько даст, и на том спасибо. Молодец Славянов, хорошо наказал его. Мы целый день на ногах, а они в штабе изображают храбрых офицеров. Они не офицеры, понимаешь?
— Нет.
— Они лавочники!
В комнате вновь прозвучал весёлый, полный сарказма смех.
Провожая меня до дверей, майор спросил:
— Откуда так хорошо знаешь наш язык?
— Любой уважающий себя человек должен знать язык, на котором говорит наш любимый Президент.
Оба чина переглянулись, скривились и показали с какой стороны закрыть двери.
С удовольствием хлебнув вольный морозный воздух, спустился в пешеходный переход, где много интересного: кто продаёт старое барахло и железяки, кто стоит с протянутой рукой, наиболее продвинутые бренчат на гитаре и поют, бизнес-бабушки торгуют штучным и сыпучим товаром. Всыпав в карман куртки стакан семечек спросил торговку:
— А скажи, мать, что за чудеса только что происходили — народ сначала вымер, а потом воскрес?
— Так ты об этом что ли? — сразу поняла словоохотливая бабуля. — Это Президент, дай ему Господи долгих и долгих лет, каждое утро несётся на работу, а вечером — обратно. Трассу-то перекрывают, чтобы никто не выскочил навстречу ему.
— А что бывало, кто выскакивал?
— Сама не видела, но люди говорили, в прошлом году возле тракторного завода один пьяный дурак выскочил на дорогу, когда ехал президент и поднял руки, будто целится, а ему за это охранник влепил пульку, да прямо промеж глазок. С тех пор, как он едет, все прячутся, а кто не успел того гонят взашей подальше. А тебе зачем это? — обеспокоилась бабушка, — Может, что задумал, лиходей?
— Да что Вы! Я с его старшей дочерью Гульнарой, в школе учился. Тогда, помню, дядя Ислам был первым секретарем компартии, приезжал к нам и мороженое всем покупал, — вышел из-под подозрений бдительной старушки и, пожелав удачной торговли ретировался.