— Мурод скоро будет? Он мне так нужен, так нужен, прямо не знаю, как быть!
Присевшая рядом принцесса[2], покачивая под лёгкую музыку закинутой одна на другую ногой, закурила. Разогнав дым ладонью сообщила:
— Нет, только двадцать пятого мая.
Выпустив тонкую струйку дыма поверх моей головы, подумав пару секунд, уточнила:
— Может восьмого мая приедет, но по мне пусть лучше в конце месяца.
— Чего так?
— Думаете, я не знаю, что он в своём Термезе гуляет? Знаю! У него там целый гарем шлюх.
— Да-а? Хм, не знал.
Нервно затушив недокуренную сигарету, Малика горячо возразила:
— Не врите, вы знаете, потому что вы все такие. А я тут дура дурой с его сыновьями вожусь. У меня за плечами мединститут, я хочу на волю, в коллектив и в общение с нормальными людьми. Я хочу просто посидеть в кафе за минералкой, я хочу в смех и веселье, где люди делятся радостями и невзгодами, а не сплетнями и похвальбой своего богатства. Я не хочу сидеть в золотой клетке и ждать, когда приедет пьяный муж со своими собутыльниками или придут его многочисленные родственники. Мне это надоело.
Взрыв эмоций слегка поколебал мою решительность, и я усомнился в правильности выбранного способа достижения цели. Когда стоишь перед выбором, обязательно вмешается внутренний голос: «Чего раскис? — вспомни, что твердил Пал Сергеич. Он говорил: «Собранная информация подлежит обязательному анализу и перепроверке, если это необходимо. И если в ней присутствует, пусть даже незначительная, но угроза безопасности России и её союзников, без сомнения докладывай…»
Укрепив сердце, не смущаясь более сомнениями, начал давить на женскую психику. Отбросив щит осторожности, держа в руках веер лести и кисть лицемерия, навеял на Мурода ореол защитника независимого Узбекистана и окрасил его в цвет элиты нации.
Звонкий, как пощёчина, смех покатился по кухне:
— Кто защитник, он? Он трус и подлец. Если бы не мой папа, ходил бы этот дурак до сих пор капитаном или его давно закопали.
И больше не сдерживая своих эмоций, резко встав со стула, выкрикнула:
— Из-за денег он через любого перешагнёт!
Дёрнув дверцу холодильника, вынула бутылку виски, плеснула алкоголь в две пиалы. Скомандовав: «Пейте», принцесса, под восторженно-ошалелым моим взглядом, опрокинула в себя шотландский самогон.
Свою порцию пил мелкими глотками и чтобы не терять время впустую, скорректировал план дальнейших действий.
По лошадиному всхрапнув, занюхал сигаретой. Запоздало поморщясь сказал:
— И как только её русские пьют?
— Русские водку пьют.
Напиток подействовал на женщину успокаивающе. Неторопливо достав два бокала, разломала плитку шоколада, закурила новую сигарету, нахально улыбнулась. Пыхнув на меня ароматным дымом проговорила:
— А я думала Вы русский?
— Это почему?
— Я росла среди них, дружила с ними. У меня в десятом классе был русский парень, и Вы на него чем-то похожи.
— Что Вы, Малика, как можно русских любить? Этих поработителей великого и гордого народа.
Испугавшись последних двух прилагательных, прикрывшись бокалом, глянул на красавицу — не переборщил ли? Воодушевившись её нулевой реакцией, понес ахинею, вычитанную из местных газет:
— Большевики утвердили в Туркестане антинародную власть, а любые проявления самовыражения узбекского народа, рассматривалось этими зверями, как посягательство на благополучие э… э… москалей.
Обругав себя идиотом, быстро нашёл замену выскочившему слову:
— То есть режима, что, впрочем, одно и то же.
Не встречая возражений, как заправский местный национал-шовинист продолжил вещать глупости:
— Сколько славных имён золотыми буквами вписано в историю могучего Узбекистана: Мустафа Чокаев, Абдурахман Уразаев, Юрали Агаев. Один только курбаши Эргаш чего стоит, о! Гнусная советская власть устроила самый настоящий террор против Вашего народа и…
— Вашего? — изумилась девушка.
Допив содержимое бокала, резво вскочил, выпятил грудь. Гордо вздернув подбородок, заявил:
— Прошу прощения, ханум,[3] разрешите представиться, Мустафа, гражданин Турции и житель Стамбула. Холост, из семьи дипломата. Мой дед Ибрагим-паша, кадровый разведчик, был вхож к самому Сеид Алим-хану, последнему эмиру Бухары. Был его советником и активным борцом против Советов, погиб в Мешхеде в двадцать пятом году от рук подлых русских чекистов. Отец — дипломат, военный атташе в Лондоне. Мать заведует кафедрой в национальном университете.