— Извините, девушка, это я виноват, не ребята. Рассказал им пару анекдотов про школу, вот они и порадовались.
Группировка лоботрясов расслабленно заулыбалась, как бы подтверждая мои показания.
— Мужик правду текстует, он…
— Цыц, Строев! С тобой отдельный разговор предстоит у директора.
— Чё?
— Я тебе дам — чего! Ты зачем уборщице в ведро хлопковое масло налил?
— Да…
— Молчать!
Последний из пятерки лоботрясов и хранивший до этого молчание сделал шаг вперёд. Помявшись секунду пробурчал:
— Майя Васильевна, это не он сделал, а я. И не хлопковое было масло, а автол.
Топнув ногой, из-под которой не брызнули искры и не сверкнули молнии, Майя Васильевна заявила:
— Ты позоришь свою фамилию, Конев!
Четверка неучей забила в восторге копытами.
— Его на улице Ишаковым называют!
Вспыхнув спичкой, Майя Васильевна набросилась на грамотеев с неполным шестиклассным образованием:
— Как вам не стыдно не знать героя Великой Отечественной Маршала Конева?!
Решив, что пора брать инициативу в свои руки, иначе чего доброго Майка обвинит мальчуганов в преднамеренной фальсификации истории, вежливо произнёс:
— Майя Васильевна, отойдем на пару предложений!
— А Вы собственно кто та.? Ах, ну да.
— Отойдем?
Стройной белой берёзкой, под восторженное «Ух, ты!» малолетних донжуанов, Майка зашелестела вперёд, а я, любуясь её формами, дубом зашуршал сзади.
Остановившись у висевшего красного ящика с выразительной надписью «ПК», чмокнул её в персиковую щёку.
— Ты что, мальчики увидят!
— Ну и пусть!
— Давай коротко, и только суть своего вопроса. Родители одни остались.
В течение минуты изложил своё дело, суть которого состояла в том, что из Москвы, по неотложным делам прилетел Иван Петрович. Так как он чтит армейские традиции, сегодня вечером собирает в чайхане на Бадамзаре[1] узкий круг.
— Круг собутыльников, — внесла Майка обязательную поправку.
— Ну, зачем так категорично!
Покусав нижнюю губу, она дала согласие, но при условии:
— Заберёшь дочь из садика, покормишь, почитаешь ей что-нибудь серьёзное. Ты во сколько уходишь?
— В восемнадцать ноль-ноль.
— Надеюсь к шести часам я со старшей будем дома. Всё?
Ответив: «Так точно!», сопроводил Майку до класса. Пацанов не было, но, зато за дверью происходило словесное побоище.
— Твои папаши сейчас будут забиты партами и стульями, озверевших мамаш и тебе влетит от директора, — обеспокоился за супругу.
Поправив волосы, Майя Васильевна фыркнула, нахмурила загадочным математическим знаком брови, и сказав: «Ну, я им сейчас задам!», исчезла за дверью.
В классе мгновенно воцарилась мёртвая тишина. У горожанина, привыкшего к постоянному шуму транспорта, нарочно включаемой соседом дрели, ночных криков ограбленных прохожих, от такой тишины в живот закрадывается холод, глаза начинают беспокойно бегать, сердце готово выскочить из груди. Какое действо разворачивалось в классе, оставил без внимания. Заложив руки в карманы пиджака, насвистывая, что придёт в голову, прошёл по коридору и в конце его нос к носу столкнулся с секьюрити, вооруженной шваброй.
— Сынок, что за звуки были, не знаешь отчего?
— Проверяют в действии новые педагогические технологии, — подмигнув, ответил бабушке.
По пути к детсаду раздумывал о нелёгкой судьбе мужиков, имевших счастьем жену с дипломом математика: «Женщина-математик, да к тому же преподающая эту науку в школе, как моя Майка — особый вид, выражающий отношения не между классами, а рассматривающий отношения математических структур. Если мужчина не зависимо от выбранной профессии и в силу своей природной слабости характера подвержен дурному влиянию окружающей среды, в которой преобладают друзья-пьяницы, друзья-бабники и тому подобный негатив, может оступиться и с лёгкостью предаться пороку, то женщина-математичка идеальной жизнью считает всё то, что подчинено символической логике. У них своё понимание законов развития общества и своя теория познания реального мира. У них в авторитете ходит не законный муж и не отец родной, а господин Лейбниц с немецким именем Готфрид. Его портрет красуется над классной доской, прячется под матрацем семейного ложа, занимает почётное место в бумажнике. Его имя молодые, только закончившие институт девушки произносят молитвенными голосами; замужние женщины, укладываясь спать, тайком изымают портрет Готфрида из-под матраса, отворачиваются от храпевшего мужа, обкладывают немца поцелуями, тяжко вздыхают, и грустно улыбнувшись, вновь прячут идола в потайное место. Математичек боятся бандиты и бесстрашные милиционеры, директора школ и ученики, рядовые и генералы с адмиралами; с ними не хотят связываться базарные вороватые торгаши, и что самое поразительное — с ними считаются депутаты Государственной Думы, Верховной Рады и Народного Хурала».