— Не говори глупостей, дорогая! Слушай, что говорили мудрые:
Аллаху ведомо о том, что он творит
А ты на милость бога положись.
Нет у людей в запасе ничего,
Чем можно промысел господень заменить.
— Поняла? Да, и в чём ты можешь быть виновата? В диких нравах средневековья, в предательстве шелудивого пса Мурода?
— Он меня, как уличную потаскушку подсовывал под нужных ему людей, а потом хвалился: „Я скоро, возможно, стану генералом. Немного ещё поработаю на Исмаила и его афганских друзей, а значит моих друзей“.
— Даже так? Не знал, что кроме меня у него есть еще друзья за границей.
— Друзья? (Нервный смех) Не друзья это, а наркоторговцы. Несколько раз Мурод привозил их с собой в Ташкент из Термеза. Они совсем перестали опасаться меня. Говорили о таких делах, что…
— Мало ли о чём говорят друзья за пиалой хорошего коньяка.
(Щелканье зажигалкой. Тяжёлый вздох.)
— Мустафик, мне очень страшно и неспокойно. Они как-то сидели у нас, играли в карты, пили, ели, каждый за троих. Мурод называл его Батыром, такого же большого как Исмаил, чтоб он лопнул. Он еще смеялся как-то странно, будто булькал горлом. Он сказал: „Дустум должен приехать в Ташкент к Папе. Это хорошо, нам это на руку. Это очень облегчило бы нам торговлю“.
— Ну, вот видишь, торговля!
— Да нет же! Из какой-то страны Дустумии им должны поставить большую партию товара. Единственный, кто может помешать его прибытию какой-то Ахмед из Пакистана, а убрать его сможет какой-то Малик.
— Что же, Мурод сам продает эту дрянь?
— Не знаю, милый, не знаю. Слышала, что после того как русские, прямо на границе взяли нескольких узбекских полковников, которые контролировали проход груза через границу, им был нанесён большой убыток и этот убыток надо теперь возмещать. Тот самый Батыр очень плохо отзывался о Ельцине.
— Мы османы, тоже русских не любим, ну и что?
— Ой, какой ты непонятливый, а вроде умный. У русских, говорили они, какая-то ФСК есть. Они откуда-то пронюхали про героиновые поставки напрямую в Россию и вот, нарушая наш суверенитет, русские сцапали наших полковников. Посидел этот Батыр, потом дико засмеялся и говорит, что плевать он хотел на федералов из Москвы. Они теперь отработали три, по-моему, три, точно, три маршрута по северу. А какой север, так и не поняла.
— Успокойся, Малика. Давай лучше выпьем:
Сегодня — день отрады и покоя,
Судьба забыла свой капризный нрав.
Разбило счастье свой шатёр средь поля, —
Давай и мы устроим пир средь трав.
(Звон бокалов. Смех.)
— Знаешь, Мустафик, о чём только что подумала?
— Нет.
— Я рожу тебе дочь! Хочешь?..»
Прощаясь ранним утром с Маликой предупредил, что пару недель видеться не сможем.
— Ну, хоть позвони, Мустафик!
Павел Сергеевич предупреждал и остерегал от соблазна расчленять информацию и передавать её частями: «Недопустимо информацию делить на части, а потом в течение длительного времени отправлять по назначению кусками. Это попахивает мошенничеством. Недопустима и фабрикация сведений. В полной мере ты не в состоянии дать оценку добытой информации, ведь у тебя под рукой нет аналитиков. Но если, повторяюсь в который раз, сведения, полученные тобой, имеют отношение к безопасности России и её союзников — немедленно докладывай. Мы сами разберемся, что важно и первостепенно, а что можно отложить на перспективу. Уяснил?»
Твёрдо помня об этом, запись отправил в далёкую Москву незамедлительно.
Заглаживая вину перед супругой, несколько дней носился с мокрой тряпкой по квартире, готовил обед, бегал на базар и встречал Майку с дочерями широченной улыбкой.
— Уехал твой Иван Петрович? — грозно допрашивала супруга.
На это отвечал односложно: