— Зубов не хватает.
Смахнув с матраца мелкий мусор, Василич растянулся на нём. Подперев голову ладонью, спросил:
— Знаешь, кто вот так лежит?
— Ты лежишь.
— Не только я. Ещё так римские патриции балдели, когда вино лакали. Они лягут на левый бок, на локоть упрутся и жрут. В таком положении печень, вроде как, свободно болтается, не давит на что-то. Так лежать для моей печёнки, мать её в дребедень, полезно. Наливай, что ли.
Закусив салом, современный патриций из трущоб похвалил сало:
— Такое, только получше, тесть мой готовил.
Проглотив ещё кусок сала, разрешил:
— Давай, что там у тебя за базар?
— Ответь, почему ни тебя, ни твоих корешей менты не гребут? Вы же вечно бухие у магазина дежурите.
— Хм! — Василич самодовольно ощерился жёлтыми через один зубами. — Менты не дураки, они кого любят?
— Бандитов, хулиганов, — подсказал я.
— Не, они их боятся. Они любят тех, кто пьяный, но с деньгами. У них на них нюх собачий. А мы для них проблемные. Ну, возьмут меня, товарищей моих или баб наших, ну и что? В кутузку везти — брезгуют, в вытрезвитель — накладно, да и те поговаривают вроде, закрыли.
— Вообще вас не потрошат?
— Случается, когда, где кого пришьют. Обычно около магазина опрос проведут — кого видели, чего слышали и всё.
— Участковый к тебе заглядывает?
— Говорю, мы проблемные.
Осветленную его голову посетила вдруг шальная мысль:
— А ты чё, их боишься. По мокрому что ли?
— Типун тебе на язык.
— Выкладывай, — потребовал хозяин, наливая чуточку в стакан из литрового «Арсланова».
— Есть у меня друзья детства. Живут в районе тракторного завода, там же на заводе вкалывают один мастером, другой бухгалтером. С получки в загул ударились, по девичьим рукам пошли, да совсем забухали. Получку пропили, на работе проблемы возникли. Жёны их прибежали в местком, жалобу накарябали. Выговор пацанам влепили, премии лишили, но главное в другом: жёны их — две родные сестры…
— Интересно! — Василич переменил позу римлянина на позу аксакала со скрещенными ногами.
— Мало интересного. Они их, будто псов шелудивых погнали из квартир, даже носков не дали…
— Всегда говорил, что бабы народ прижимистый. Надо же так мужиков обидеть! Носки-то бабам зачем?
— На память, наверное, на вечную. Ну, так вот, им негде жить. Слоняются по району своему голодные, холодные, от ментов, да месткома прячутся, боятся. Вчера на заводском стадионе прямо на траве ночевали…
Возбуждённый и возмущённый женским бессердечием, Василич остановил мою сказку:
— Увидишь братьев наших, давай их сюда. Места всем хватит. Всем баб найдем.
И повернувшись в сторону дома, погремев стаканом об стакан, прокричал:
— Петруха, Катерина, давай к столу, Колян пришёл…
[1] Город Асака, в Андижанской области (Ферганская долина)
Глава 16
Первого июня Майка собирала вещи в сумки. Летая пчелой из комнаты в комнату, и обратно жужжала на детей радовавшихся суматошному полёту мамы. Смиренно посиживая на кухне, я незаметно потирал руки и громко, делая это про себя задорно хохотал. Залетев на минуту, на кухню, увидев мою физиономию Майка вознегодовала:
— Не притворяйся паинькой, а то смотри у меня, бездельник.
— Сказал, работу найду, значит найду. И нечего агрессорствовать.
Впереди два месяца разлуки и мне хотелось немного побалагурить:
— Я в твою школу пойду работать.
— Дворником? Так штат заполнен.
Отведя глаза в сторону, нанёс удар невиданной силы:
— Физруком.
Развернувшись по вертолётному, покрывшись краской, Майка улетела. В районе детской развернулась, сделала круг, вернулась на кухню. Возвышаясь надо мной, сидящим, разомкнула губы:
— Это тебе мальчишки наплели про…
— Про.?
— Тузикова! — выпалила Майка. — Сознавайся!
— Ага! И то, как он тебя обучает баскетбольному искусству.
Потрясая кулачками, Майка пригрозила:
— Ну,… ну, я им устрою классное собрание!
Дочери, стоя в дверях своей комнаты, зная, что за их мамой волочится физрук Тузик, переглядывались друг с другом и весело попискивали.
Всю дорогу до села, сидя между девочками, супруга не могла успокоиться: называла Тузика глупым телком, неудачником и идиотом в энной степени, а меня сплетником, соглядатаем и ослом.
Через час прибыли в село. Обласкав в своих объятиях внучек и дочь, на моё «Здоровы ли?», тёща, с присущей всем тёщам любовью к зятьям, дернув бровью, проворчала похожее на: «А тебе что за кручина?»