Майка, жена всё же, стала на мою защиту. Сказав: «Мама, зачем же так?», предложила мне умыться с дороги, дождаться Василия Николаевича — её папеньку, и дружно всем отобедать.
Обняв и расцеловав девочек, попросил их слушаться старших. На улице, чмокнув Майку в мочку уха, открыл дверцу машины. Глядя в сторону хлопкового поля, голосом вконец обиженного и униженного бедного родственника горько произнёс:
— Ничего, не пропаду, пожру в придорожной чайхане.
Поколесив по пыльной дороге, выехал на трассу. Слушая Пугачёву, постукивая по баранке, всё ещё находясь в состоянии обиды, заговорил вполголоса:
— Ты смотри, какой необыкновенный художник выискался! Совершенно незнакомой женщине дарит не три, а миллион алых роз. Не верь ему, дура, он замыслил тёмное дело. Гляди, чтобы не пришлось, потом омывать слезами подушку. Он хам! И Тузик тоже хам, моей Майке цветы подносил, мячи таскал… Вот собачий сын! Ноги, что ли ему повыдёргивать?
Вечно хихикающая и ехидничающая вторая натура прогнусавила: «А сам чужим жёнам даришь цветы? Даришь! Целуешь их? Целуешь! Кто, как не ты, нарушая правила пешеходного движения, стоя на двойной полосе, целовался на виду у очумевших водителей с Маликой? Ты! Кому она обещала родить дочь? Тебе, негодяй, ты эдакий! Ты интриган, лжец и ханжа! Стихи на её бриллиантовые ушки вешал, ха-ха-ха, поэт дранный. Иди, застрелись!»
Заерзав на сиденье, будто под канцелярскими кнопками, сбавил скорость. Перед указателем «город Янгиюль — 3 км» ушёл вправо, пропустил слева идущие машины. Заняв свою полосу, покатил в город.
Медленно колеся по улицам, отыскал отделение связи.
Молодая, пышнотелая, далеко не красавица телефонистка скучным голосом вызывала Андижан. Наконец, на той стороне откликнулись и девушка, высунув голову в окошко, прокричала:
— Андижан, вторая кабина.
Отпрянув назад, обратилась ко мне:
— Поговорить?
— О! С Вами готов говорить, сколько угодно, хоть до конца жизни! Да боюсь, Вы красавица заняты. Жених, наверное, ревнив?
Обрадовавшись комплименту, толстушка кокетливо по собственному мнению улыбнулась, приглаживая смоляную голову. Выкинув через плечо толстую косу, заявила:
— Да! У меня жених такой, даже к мухам ревнует.
И прибегая к испытанному приему, выставила вперёд мощнейшую грудь. Презентовав свои пышные телеса, выставила вперёд ухо, отягощённое массивным золотым украшением.
Сдвинув солнцезащитные очки на лоб, пользуясь отсутствием очереди, я льстиво произнёс:
— Если честно, то будь я на месте Вашего жениха, на работу Вас не пускал. Ведь кругом столько негодяев, что и отбить могут невесту!
Истомившаяся в невестах работник связи, готовая и дальше слушать халвяные оды растеклась в кресле-вертушке маслом. Однако время меня поджимало. Заглянув в её самое сердце лёг подбородком на перегородку, насколько смог широко улыбнулся и попросил содействия.
— Я очень часто езжу в командировки, а жена остаётся одна дома с пятью малолетними детьми.
Услышав о жене и куче детей, девушка стала покрываться инеем.
— Но я ей не доверяю! — быстро и горячо зашептал я. — Она любит строить глаз всем мужчинам без разбора.
— Мне, конечно, очень приятно слышать, что русский так прекрасно говорит на нашем языке, но простите, я поправлю Вас, надо говорить не глаз, а глаза, —оживилась телефонистка.
— Я не ошибся. А потом я турок, а не русский. В Ташкенте занимаюсь бизнесом, там же арендую квартиру. То, что сказал глаз, глаз и есть, потому что он у неё, как у циклопа, всего один. Да, к тому же одна нога на пять сантиметров короче другой. Волосы редкие, почти как у барабана. У нас в Турции, закон послушания старших — святое. Насильно меня женили, из-за денег отца жены. Бросить её не могу, детей много, теперь шестого ждёт, только вот от кого — вопрос!
Узнав из моего трёпа, что не где-то, а всего в нескольких десятках километрах от Янгиюля живёт более страшное, чем она сама женщина-чудище, телефонистка возрадовалась.
По собачьи засунув голову в стеклянное окошко, продолжил её радовать:
— Сейчас у неё, наверное, гость, а может даже не один. И я хотел бы проверить. Поможете?
Вопрос лишний: сделать «приятное» другой женщине, тем более за глаза, считается правилом хорошего тона, а вовсе не завистью или местью. Конечно же, она соглашается исходя из собственных принципов. Помочь в таком праведном деле симпатичному молодому человеку, это её женский долг и обязанность.