Посыльный мальчик Петруха пробурчал:
— Хотел, как лучше. Вон у Катьки спроси.
— Вот теперь, сам будешь жрать эти помои, и лакать свой «Узбекистон», — объявил приговор судья.
Взяв в руку пол-литровую банку кабачковой икры, в другую — бутылку вина, Василич снова вскипел.
— Сколько бутылок этой дряни взял?
— По две на человека, а Катьке пивка.
— Катьке, Катьке, — судья несколько понизил тон — Взял бы лучше пятьдесят третий портвейн, всё лучше.
В действие вмешался Лёша:
— Да шайтан с ними, с этими пузырями. Человек хотел, как лучше.
Вечер, по обыкновению прошёл весело, но без нашего участия. После второй бутылки Василич пришёл в полное равновесие, больше не ругал Самсунга, Катьку называл невесткой, а нас — пацанами зелёными.
Я, покинув топчан, выманил Катьку и отойдя с ней в сторонку, внушительно спросил:
— Тебе дядя Слава близкий человек или напару с Самсунгом используете его?
Львица трущоб ко мне относилась враждебно. Исподлобья поглядев на мою колючую физиономию, отступила на шаг. Прижав кулачки к груди, красная как кетчуп разомкнула крепко до этого сжатые губы:
— Он мне, как родной.
— Руки опусти, не на ринге, смотри мне в глаза… Врёшь, ты его боишься… А теперь слушай и запоминай, — приподнял пальцем её подбородок. — Нас с пацанами два дня не будет. За дядьку отвечаешь своей причёской. Без длительного присмотра его не оставлять, водку жрать умеренно и еду готовить. Ферштеен?
Освободив свой подбородок, львица наморщила лоб:
— Чиво?
Отвернувшись от испуганной Катерины, вернулся на топчан. Присев рядом с веселившимся Василичем сказал:
— Нас с пацанами двое суток не будет, им отдохнуть надо от суеты городской. На рыбалку поедем на Сырдарью. Катьку предупредил, чтобы обед с ужином были.
Не артачась, тот дал «добро».
Посидев с полчаса, попрощался со всеми, а Катьке показал кулак.
Дома, завалившись на диван, что при Майке строго каралось, закинул руки за голову. Уперев глаза в потолок, сотрясавшийся от сапожного громыхания соседей и дробного топота собачонки, по привычке провёл «разбор полётов».
Порой не очень связанная, неудачно сформулированная ребятам моя позиция и, а это я сейчас осознал чётко, не оправданная ничем откровенность отозвалась височной пульсацией. Майка — добрая женщина, называла меня ослом, я же был более категоричен и назвал себя транс галактическим идиотом, тупым «нарциссом», кривлякой и параноиком. Массируя «умную» голову, непроизвольно вызвал в памяти последний перед экзаменационными испытаниями разговор с куратором…
Войдя в мою комнату, присев на кровать, Павел Сергеевич спросил:
— Ты как относишься к рыбалке?
Поглощённый в изучение нудных параграфов машинально отчеканил только что прочитанное:
— … воздерживаться от оказания помощи любому государству, против которого…
— Полностью с тобой согласен, — рассмеялся Павел Сергеевич, закрывая «Международное право». — Так как насчёт рыбки половить?
— Согласен, но вот…
— Тогда на сборы десять минут. Машина у гаражей.
До места ехали два часа, большей частью по просёлочным дорогам. Павел Сергеевич оказался хорошим рассказчиком анекдотов. Зная их великое множество, поддерживал во мне бодрое настроение. Закончив рассказывать анекдоты, перешёл на красоты местной природы, преувеличивая её достоинства над другой флорой.
— Я, Коля, возвращаясь из очередной командировки, брал бутылку «Русской», хлеб, сальца, огурчики и уезжал в лес, поближе к речке. И чтобы недалеко располагалась деревушка с церквушкой.
Не подлаживаясь под вкусы начальства, выразил свое предпочтение и слегка поддел куратора:
— Мне больше степь по душе, ковыльно-золотая, пахучая, волнистая да широкая. А в лес подышать и поесть чёрного хлеба выезжал полковник Исаев Максим Максимович, он же Штирлиц.
Ничуть не обидевшись, Павел Сергеевич согласился:
— Ну и ладно.
К озеру подъехали с южной стороны. Не производя рекогносцировки, полагаясь на «хорошо клюет там, где нет рыбака», размотали снасти. Единственный спиннинг со старой катушкой поставили на самодельную, сделанную из проволоки подставку. По рыбацкому обычаю трижды поплевав на наживленный крючок, забросили удочки.
Догадываясь, что Павел Сергеевич вытянул меня на волю не ради удовольствий, всё же задавать вопросы, висевшие на кончике языка, не спешил.
Окинув озеро через солнцезащитные очки, вроде как задавая вопрос исключительно себе, куратор произнёс: