Саладин нырнул в дверной проем и со всей доступной ему скоростью помчался вверх. За ним следом бежали Робин, Бабушка с мешком и повар со спасенной им в последний момент кастрюлькой.
Глава 8
«Непобедимая Манна» влетела в Апулию. Потянулись бедные деревушки с маленькими белыми домиками в окружении виноградников или просто пустырей, заросших чертополохом. То и дело попадались овраги, по большей части загроможденные разного рода мусором. Изредка, на холме или у перекрестка дорог, виднелись церкви с резными барочным фасадами. Наконец, на горизонте блеснуло море. Вдоль его кромки стояли сторожевые башни. Они образовывали цепочку, конца которой не было видно. Их стены, глухие, без единой бойницы, были сложены из тяжелых глыб известняка. На самый верх каждой башни, на смотровую площадку, вела широкая каменная лестница, пристроенная снаружи к одной из стен. Промежутки между соседними башнями составляли от одного до полутора километров.
— Какие странные сооружения! — сказал Робин Коту, принимавшему солнечную ванну на капитанском мостике.
— Это костровый телеграф, — меланхолично объяснил Кот.
— Что за такой телеграф? — удивился Робин.
— Если появлялся турецкий флот, на башне зажигали костер. Когда дым замечали с соседней башни, там тоже зажигали костер. И так далее, пока известие о вражеском флоте не приходило в Аскону или Брундизий.
— Кто же создал такую титаническую сигнализацию?
— Тот, кто не должен быть помянут! — мрачно сказал Кот.
— Что ты имеешь в виду, Саладинчик?
— Тот, кто мучает котов и сбрасывает их в пропасть, — еще мрачнее пояснил Саладин.
— Ах, император Фридрих! — понял Робин. — Ну что же, очень мудрое и разумное сооружение! Сразу видно, что, несмотря на дружбу с султаном, он не забывал и об обороне своей империи.
Кот сделал крайне обиженный вид. Обычно, когда он хотел изобразить обиду, он начинал сопеть, как паровоз, и вытягивал хвост трубой. На этот раз он даже поднялся со своего кресла и демонстративно ушел к бочке с селедками, стоявшей в тенистом углу рядом со штурвалом. Робин почувствовал себя неловко.
— Котик, Котик, что ты такой мрачный? — спросил он с искренним сожалением, подходя к селедочной бочке.
— Оставьте меня! — неприветливо отозвался Кот.
— Хочешь, я принесу тебе свежего молока от итальянской коровы? — предложил Робин, который вместе с Тианом Обержином накануне вечером ходил на ферму за молоком.
Кот только фыркнул и обратил свой взор к морю. В это время из кают-компании раздался мелодичный звук гонга.
— О, вот и обед! — просиял Робин и побежал к люку, ведущему во внутренние помещения «Манны». Кот нехотя последовал за ним. Перед тем, как нырнуть в люк, Саладин бросил последний взгляд за борт корабля, и вдруг странная процессия привлекла его внимание: по узкой полосе галечного пляжа быстрым шагом шли три высоких человека в плащах с поднятыми капюшонами. Вслед за ними один за другим бежали цепочкой двенадцать здоровенных псов, в которых Кот без труда опознал ирландских волкодавов. Они двигались в том же направлении, что и «Непобедимая Манна»: на юг, к Брундизию. Однако «Манна» летела быстрее, и через несколько минут мрачная процессия была уже далеко за ее кормой. Кот проводил ее глазами и с задумчивым видом наконец спустился в кают-компанию, прошествовал на свое место и, под негодующим взором Тиана Обержина, принялся за остывшие тигровые креветки.
У Бабушки в этот день с утра болела голова. Поэтому она отказалась от обеда и со стаканом томатного сока сидела у краешка стола с крайне несчастным видом. У Робина разрывалось сердце от зрелища больной Бабушки, мрачного Кота и разгневанного повара, плоды творчества которого в этот день не пользовались никаким успехом. Чтобы как-то разрядить обстановку, Робин попытался завести беседу на историческую тему.
— Я прочитал в учебнике истории Италии, — начал он, — что плодородные некогда долины Апулии пришли в упадок и запустение в результате войн гвельфов и гибеллинов.
— Это так, — неожиданно поддержал его Кот, вышежший из состояния глубокого раздумья. — Фридрих Гогенштауфен огнем и мечом прошел через всю Апулию, после того, как Папа поднял против него местных баронов. Ужасные жестокости императорской армии до сих пор не стерлись из памяти местных крестьян. Германские ландскнехты разорили все до самого Рима, и сам Вечный город был безжалостно разграблен.
— Но Папа не сдался? — спросил Робин.