Люди расходились нехотя, ведя за руки детей и переговариваясь. Женшины собирались то у одной калитки, то у другой и вспоминали похожие случаи.
Доктор подал Розе халат.
— Вы пришли в себя? — спросил ее. — Тогда помогите мне, пока не придет сестричка.
Он наклонился над девушкой и раскрыл пальцами веки.
— Это я, доктор Йонас. Тебе не больно. И не будет болеть. Я только помою твои ножки и ручки. Тебе хочется спать? Такая погода. Всем хочется спать… Спи.
Роза взглянула на ноги девушки и ужаснулась.
— Ничего такого, чтобы ужасаться, — сказал Йонас. — Останется шрам на время. Ну, скажем, навсегда.
Ачас сделал круг по улицам поселка. Когда подъехал к дому, он снова увидел овчарку. Собака, опустив голову, неподвижно стояла на газоне, где танцевала девушка и на песке дорожки виднелась ее кровь. Собака поднялась и, казалось, узнала Ачаса, потому что хрипло заворчала и из пасти показалась пена.
Ачас неслышно подошел к двери, задыхаясь, взбежал по лестнице и в тот же миг показался в окне с ружьем в руках. Овчарки не было.
По местному радиоузлу передали просьбу к жителям — оставаться в домах. Сообщалось, что до специального распоряжения не будут открыты ни магазины, ни отделение связи.
Еще до того, как на опустевшую улицу устремились Пранас и Инга, там бродили четверо живых существ, которые кружились почти на пятачке и никак ее могли встретиться друг с другом: овчарка, Ачас, дворняжка, которую другая «дворняжка» называла «Мой Единственный», и трехлетний карапуз без штанов, который, видно, просто встал с горшка и пошел гулять по лужам.
Ачас останавливал машину то на одном углу, то на другом, заезжал наугад в какой-нибудь двор и выжидал. На заднем сиденье лежали два ружья. Особенной хитростью это не назовешь, но знал твердо, что собака не ушла из поселка, значит, должна себя обнаружить каким-либо образом.
Второй акт начался с падения карапуза в лужу. Он закричал и стал искать пути назад, к горшочку, не находил и заплакал вслух. Многие слышали плач, но никто не понимал, что плачут именно на улице. Ачас не выключал мотор на своих стоянках, считая, что постоянный гул должен меньше раздражать ухо собаки, чем включение и выключение мотора, и детского плача он просто не слышал.
Карапуз увидел собаку и замолк. В этот миг на улицу выбежал Ее Единственный и залаял на овчарку.
Пранас, а за ним Инга выбежали на улицу и успели еще увидеть уходящую дворняжку, а за ней овчарку.
— Возьми карапуза на руки, — сказал Пранас
Ачас поехал на испуганный лай дворняжки, но потерял след. Бросив машину у магазина, он с ружьем в руках обошел тыльную сторону дворов от магазина и дома Вайткусов.
Отец надевал костюм и поглядывал в дверную щель. Видел спину матери и ее седой венок на голове. Мать, как и все жители поселка, в этот час заняла место у окна и следила за событиями на улице. Если по правде, то она с волнением следила за зеленой военноподобной курткой Пранаса, которая мелькала между деревьями.
Отец надел берет и, ухмыляясь, засеменил в кухню, оттуда — на лестничную клетку, взял красное эмалированное ведро, в которое доили корову, спустился вниз, в гараж.
К своему великому смущению, он скоро обнаружил, что корова молока не дает. Он не мог с этим согласиться и задумался, сидя на низком табуретике, которым он пользовался в течение десятков лет. Сейчас не мог бы даже точно вспомнить, сколько времени он доит корову за коровой, которые все менялись, — одна лучше, другая хуже, каждая со своим нравом. Потом их продавали на мясокомбинат и покупали у колхоза другую. Короче, он доил с тех пор, как мать перестала выходить из дому после аварии. Сейчас снова пришла мысль, которую он постоянно отгонял, но не мог отогнать раз п навсегда — он, именно он виноват в том, что мать такая несчастная, как теперь.
— Человек есть каждый, — вслух сказал и сам слышал слова. Кивнул головой, показывая, что согласен с услышанным. — Конечно.
Где-то на улице послышался выстрел, и отец насторожился. Он вышел и встал перед дверью гаража. Когда прогремел второй выстрел, он, не задумываясь, как будто это давно было решено и он только ждал условного сигнала, выпрямился, и все с той же застенчивой улыбкой на лице пошел по тропинке, ведущей поперек сада и вниз, к долине, по которой пролегало шоссе Юг-Восток.
Ачас первым выстрелом не попал в овчарру, и она ушла в сад за гаражом Вайткусов. Когда из гаража вышел отец с красным ведром в руке и остановился перед дверью, подобно памятнику, овчарка мелькнула у самых его ног и выбежала на площадь напротив амбулатории. Там топтался Пранас, который свистел и громко звал Ее Единственного, как в воду канувшего после встречи с овчаркой.