Сердце Гюльбахар пламенело любовью. Все, к чему ни прикоснется ее рука, будь то человек или вещь какая-нибудь, тотчас озарялось этим пламенем. И сама она была будто ветер, разносящий пожар, — все время в движении, — ни одного мгновенья спокойного. Радость в ее душе чередовалась с отчаянием. Страшно ей: вот выйдет Ахмед на свободу — никогда больше она не увидит его. И никто — ни отец, ни падишах, ни даже Караванный Шейх — не пособит ее горю. Все в мире случается, только одного не может произойти — чтобы она увидела Ахмеда после его освобождения.
О чем только не передумала Гюльбахар в эти дни! О любви, о горе своем горьком, о разлуке, о смерти, о несправедливости, жестокости отцовой. Чувства ее походили на коней, закусивших удила.
И вдруг она впала в какое-то странное оцепенение. Тело сковала страшная усталость. Оно ныло и болело так, будто его били палками. Как полумертвая бродила она по дворцу, вызывая всеобщее удивление и жалость. Но буря, бушевавшая в ней, затихла.
Три дня не говорила она ни с кем. Три дня блуждала холодная, сонная, отчужденная, лицо бледное, волосы тусклые, даже зубы, казалось, потеряли всегдашнюю свою белизну. Лишь по временам вспыхивал в ее глазах прежний огонь да глубоко в ямочках щек таилась горделивая улыбка, которую не могло омрачить предчувствие неминуемого горя.
А затем вновь разразилась буря. Вновь переменилась Гюльбахар — просто не узнать. Вся она — с головы до пят — любовь. Любовь и радость! Носится по дворцу, никак не может дождаться наступления вечера.
Как только стемнело, выбежала она из крепости, остановилась тут же, за воротами, и смотрит на кузню. А оттуда золотым дождем сыплются искры. Где-то в глубине орудует кузнец Хюсо, только трудно его разглядеть.
Постояла немного Гюльбахар — и помчалась к гробнице Ахмеди Хани. Пала на колени, стала молить о заступничестве. Точно бурный паводок, разметавший плотину, полились ее молитвы. А когда отошла наконец от гробницы, склоны Горы уже окутала — такая долгожданная! — ночь. Заморосило.
Отныне Гюльбахар знала, как ей поступить, до тонкости знала. Будущее не сулит ей ничего отрадного, но она должна выполнить свой долг. Во что бы то ни стало.
В комнате у нее стоял прочный, орехового дерева, расписной сундук. Гюльбахар достала из него кавказское рубиновое ожерелье — подарок бабушки, золотой перстень, жемчужные браслеты, привезенные ей дядей из Индии, и афганское кольцо в нос, тоже от дяди, ссыпала все это в бархатный мешочек и кинулась к темнице. Мемо жил в боковой пристройке. На ее стук он тут же открыл дверь. На боку у него висел длинный, до щиколоток, меч. На плечи наброшена была шитая серебром аба[4] из шкуры гнедого жеребца. На голове высилась шапка из козьего меха. При виде Гюльбахар он весь засветился радостью. Но в тот же миг эта радость уступила место темному отчаянию. Глядя на него, загрустила и сама Гюльбахар — погасла вспыхнувшая было надежда.
Мемо стоял, с обычной своей застенчивостью потупив глаза. Руки и ноги у него дрожали.
— Возьми, это мой тебе подарок, — молвила девушка, протягивая ему мешочек с драгоценностями.
Мемо, ничего не отвечая, заглянул в мешочек.
— Только дозволь мне увидеться с Ахмедом, — добавила она.
Не удержал Мемо мешочек, уронил на каменный пол — зазвенели драгоценности. Дочь паши нагнулась, подняла мешочек, снова подала Мемо:
— Возьми. Только дозволь увидеться с Ахмедом. А потом, если хочешь, донеси отцу. Пусть он прикажет отрубить мне голову.
Мемо был смертельно бледен, ни кровинки не осталось в его лице. Медленно-медленно возвел он глаза на Гюльбахар. Это был взгляд умирающего. Потупиться на этот раз пришлось дочери паши.
Мемо не спеша извлек из-за пояса большой ключ, протянул его Гюльбахар и ушел. Миг-другой дочь паши стояла в нерешительности, не зная, радоваться ей или печалиться. И вдруг у нее хлынули слезы. Долго-долго сидела она, рыдая, на пороге. Подумывала даже, не оставить ли ей ключ в комнате Мемо, но все-таки не сделала этого. Кое-как поднялась на ноги, с бешено колотящимся сердцем подошла к двери тюрьмы и отперла огромный замок. Внутри — тьма кромешная. Только где-то внизу трепещет — вот-вот порвется — тоненькая нить света.
Гюльбахар спустилась по ступеням, вырубленным в стене еще за сотни лет до постройки крепости. На дне каменного колодца не заметно никакого движения. Стены и пол — гладкие, словно покрыты толстым налетом морской соли. Сырости вовсе не чувствуется. Веет кисловатым запахом дубленой кожи.