Этот неживой шелест не похож ни на что на свете. Наверное, это и вовсе не звук, но я цепляюсь за него, вслушиваюсь до звона в ушах.
— Что? Что я могу? Ты кто?
— Ты способен отдать себя реке… если захочешшшь…
— Как?! Я не могу больше, я устал, я…
— Ты… можешшшь… Однажды он придет, и ты его удержишшшь…
— Кто придет? Тесей?!
— Он придет к тебе по доброй воле, и пути мертвых будут закрыты для него. Или не придет. Не дождешься — не узнаешшшшь…
— Я ничего не понимаю! Слышишь, ты, кто бы ты ни был!!! Я…
— Чшшш… Хочешшшь стать тенью — отдай себя реке, она возьмет, ей не впервой… Или жди. Он придет сам и сможет остаться. Или умрет, как все, и ты никогда не найдешь его на том берегу…
— Разве возможно — остаться, не став тенью?!
— Глупый мальчишшшка, посмотри на себя! Ты — тень? Ты думаешь, чувствуешь и помнишшшь… он — сможет, если с тобой… Я, Крон, Повелитель времени, говорю тебе — твоя кровь заставит его разделить с тобой вечность. Хватит пары глотков. Но помни, если он устанет, река не примет его…
— А… много здесь таких как я?
Хриплый смех переходит в кашель… или наоборот — не разобрать.
— Никого… Никто не дождался…
Было? Не было? Мертвые не сходят с ума… мертвые… Я стискиваю зубы и твержу эту фразу вместо молитвы. Помогает плохо.
Однажды он действительно приходит. Помню, меня тогда словно на веревке притянуло. Двое мужчин в дорогой одежде, вооруженные — что они надеются здесь найти? Но когда тот, что ближе ко мне, поднимает голову… ощущение, будто в грудь ударил стенобитный таран. Этот взгляд-копье ни с чем не перепутать. Я стою и смотрю, как Тесей вдвоем с неизвестным мне спутником осторожно идет по каменному коридору. Ну да, для него здесь — темень непроглядная. Сердце, которого вроде бы нет, пытается выпрыгнуть наружу от волнения. Пришел! Он пришел! Мы наконец-то встретимся! Ну же, давай, еще немного, и я смогу подойти к тебе, прикоснуться, обнять… я так долго ждал!
Мучительно медленно, как сквозь толщу воды… неслышно переговариваются… Тесей нервно оглядывается по сторонам, будто ищет что-то… или кого-то? Опять наклоняется к спутнику. Я складываю движения губ в слова: «Ты уверен?» Внезапно второй мужчина срывается с места и стремительно бросается вперед. Он что-то кричит… кажется, женское имя, но я не уверен… Тесей несется за ним… Куда, дурак, там берег Ахерона, сплошные скалы, ты же себе все ноги переломаешь! Кричу, надсаживая горло — бесполезно, он не слышит! Незнакомец уже скрылся в темноте, а трезенец, споткнувшись, со всего размаху валится на землю и больше не шевелится.
Я думал, что хуже, чем тогда, в Лабиринте, быть не может. Ошибался. Абсолютное бессилие: вот он, совсем рядом, но не дотронуться — рука натыкается на невидимую преграду. Некого позвать на помощь. Я даже воды не могу принести, потому что вода из Ахерона — не для живых. Остается сидеть возле неподвижного тела и звать, все время звать его по имени. Бессмысленно, но это все, что мне осталось.
Проходит пара-тройка вечностей, и тело на камнях оживает, пытается приподняться, опираясь на дрожащие от усилия руки. Рассеченная бровь, взгляд плывет… только бы не вздумал пойти к реке умыться! Хорошо, что кровь уже запеклась. На всякий случай встаю между ним и берегом — вряд ли поможет, конечно. Он что-то говорит сам себе, озираясь по сторонам. Ищет спутника? Пытается вспомнить, как сюда попал? Проклятая глухота!
В конце концов он все-таки уходит. Пошатываясь, хватаясь за стены, поминутно оборачиваясь — возвращается в мир живых. Все правильно, так и должно быть. Тогда почему я падаю на то место, где лежал он, и вою, как собака, у которой умер хозяин? Лета… мне надо туда… ждать больше нечего, нечего! Я сейчас встану, вот только полежу еще немного… чуть-чуть… торопиться теперь тоже некуда.
А потом была страшная боль, и голод, и тепло огня, и чужие руки, и кровь, стекающая по подбородку. И невозможные серые глаза напротив.
Время — лекарь, палач, предатель — есть даже здесь. Его не замечаешь, им не интересуешься, а оно тихонько посмеивается над тобой, трепеща раздвоенным языком. Сворачивается в петли, в замысловатые узлы, затягивается удавкой на шее. Я благодарен тебе, время. Должно быть, благодарен. За то, что все-таки дождался — нелепо, случайно, невзначай. Я ненавижу тебя, время. Вот он, выбор, явившийся второй раз вопреки всему, лежит у меня на коленях и говорит, говорит без остановки, крепко вцепившись в мою ладонь.
— Я согласился пойти в Аид с Пейрифоем. Можешь обозвать меня круглым дураком, я не обижусь. Почему-то я думал, будто смогу отыскать тебя… взглянуть хоть краешком глаза… но там не было ничего. Холод, темнота и камни. А потом Пейрифой увидел… ему показалось, наверное, я никого не заметил… В общем, он увидел свою Гипподамию и бросился за ней. Я побежал следом, упал, потом… не помню. Мне чудилось, что кто-то звал меня, просил вернуться… и я ушел. Зря.
— Почему же зря? — Я подаю голос в первый раз с момента нашей встречи. Тесей даже вздрагивает от неожиданности, но продолжает.
— Долго. Меня не было слишком долго. Братья Елены, Кастор и Полидевк, разграбили Аттику. Афины открыли им ворота. Девчонку вместе с моей матерью Диоскуры забрали в Спарту, посадив на афинский трон какого-то Менесфея. Вроде бы, мой отец когда-то изгнал его отца… темная история. Этот Менесфей начал подлизываться к потомкам древних родов, суля им власть и почести, мутил умы простых горожан… Меня там не ждали. Я стал чужаком, приблудой, проходимцем. Спасибо, хоть камнями не побили. И тогда я решил попробовать еще раз.
— Что попробовать?
— Найти тебя. Поговорить. Ты прости, что я вот так… набросился. Я могу поехать на Крит — Девкалион обещал дать мне приют. Или на Скирос — был у меня там клочок земли. Я, в общем, сам не знаю, зачем пришел. Мне казалось, достаточно просто увидеться и я пойму, что делать дальше. А теперь… запутался совсем. Наверное, нужно время… и мать в Спарте, один я ее не спасу, надо искать союзников.
Он поднимается с моих колен, встает и протягивает мне руку. Я принимаю ее — тело с непривычки затекло… давно забытое ощущение. Мы молча смотрим друг другу в глаза. В его зрачках плещется штормовое море под свинцовыми тучами, скалы сотрясаются под ударами волн. А потом холеная пухлая кисть, унизанная аляповатыми перстнями, толкает в плечо, и соленая вода меняется с небом местами. Старая знакомая, смерть — она ничуть не изменилась с нашей последней встречи.
— Я… скоро уйду, не буду тебя мучить. Глупо как-то вышло, да? Просто… да в Тартар это все!!! Я скучал, понимаешь?! Я пытался, изо всех сил пытался жить, и ни хрена у меня не получалось! По-человечески, как все — не умею. Лучше бы я вместо тебя…
Я делаю шаг вперед и накрываю его рот поцелуем — неловким, болезненным. Головокружительно сладким. Кривой бронзовый нож, подхваченный с алтаря, ждет своего часа. Я не знаю, дождется ли. Я не уверен в том, что хочу обрекать этого усталого немолодого человека на вечность в обществе одного проклятого неудачника. Я боюсь взваливать на него бремя выбора, который гнет меня к земле не хуже могильной плиты. Я… закрываю глаза. Время стискивает костлявые пальцы на моем горле, но ему придется потерпеть еще немного. Уж на один-то поцелуй терпения у времени точно хватит.