— Нет. Я не… я… вы проверяли комнату профессора Крейна? Я уверена, что она с ним.
— Мы только что оттуда, — говорит Ана, и у меня замирает сердце. — Никого из них там не было.
Слава богу.
— Понятно, — говорит мама, отводя взгляд.
— Ты сказала им, — возмущается Леона, наклоняясь над ванной. — Ты сказала им бежать и прятаться?
— Нет, — говорит мама, качая головой. — Я этого не делала, — затем она встречает ужасный взгляд Леоны. — Но я бы хотела.
Леона выпрямляется, на ее губах появляется ухмылка.
— Хм-м. Спасибо за честность, Сара. По крайней мере, теперь мы знаем, что не можем тебе доверять.
И тут Леона протягивает руку и поджигает окровавленную воду в ванне.
— Тебе следовало сгореть, как твои предки, моя дорогая дочь, — говорит ей Леона, пока моя мать кричит и пытается выползти из ванны. Пламя разгорается все сильнее, жар наполняет комнату, и только по чистой случайности то место, где я стою, все еще в тени.
— Нет! — мама кричит, агония пронзает мое сердце, огонь охватывает ее голову, кровь горит, как будто все облили маслом. Уверена, что учителя, оставшиеся в этом здании, услышат крики.
Но куда они пойдут?
Куда они могут убежать, если ковен все равно их найдет?
Леона и Ана разворачиваются, их плащи развеваются вокруг, когда они выходят из комнаты, и я остаюсь наедине со своей умирающей матерью, которая сгорает и тонет в ванне.
И я даже не могу спасти ее. Хочу. Несмотря на все, что она мне сделала, я хочу спасти ее. Я хочу попытаться искупить ее вину, как будто это избавит меня от какой-то ужасной участи. Хочу избавить ее от этого ужаса, основываясь исключительно на том факте, что, как мне кажется, она бы пощадила меня.
Но не могу. Я просто стою в тени и смотрю, как она сгорает дотла, пока пламя не гаснет, снова погружая нас в лунный свет, и ее обугленное тело уходит под воду.
Все становится таким, как было, когда я впервые вошла в ванну.
Как будто вообще ничего не случилось.
Глава 33
Бром
В тот день, когда меня догнал всадник, я был на Манхэттене, стоял у здания профсоюза, пытаясь найти какую-нибудь работу. У меня было ужасное чувство, что за мной наблюдают, в чем не было ничего необычного. В конце концов, все те четыре проклятых года, что я убегал из Сонной Лощины, я чувствовал, что за мной наблюдают, куда бы ни пошел.
Но это было другое. Это было ощущение, что за мной наблюдают изнутри.
Ощущение, что есть кто-то еще, не только в сознании, но и в теле.
Я никогда раньше не испытывал такого страха.
Моя душа была разделена пополам и на четвертинки. Мной завладели поневоле.
После этого все стало черным, как в тумане, пока я снова не оказался в Сонной Лощине.
Но сегодня вечером, сейчас, я уже в Сонной Лощине.
Я просто знаю, что вот-вот окажусь где-то в другом месте.
Чувствую эту тьму, это марево, которое ждет, чтобы перенести меня туда.
Раздается стук, и вместе с ним я ощущаю смерть. Почти смеюсь. Знаю, что это не Крейн. Я хочу, чтобы это был он. Я хочу, чтобы это были Крейн и Кэт, хочу попросить у них прощения.
Но это не они.
Это моя судьба.
Я встаю с кровати, подхожу и открываю ее. В любом случае, стук — просто формальность. Он бы выломал дверь топором и вошел сам.
С другой стороны — всадник.
Двухметровый, без головы, в черном плаще.
Я смотрю на него, на то место, где должна быть голова, и решаю не показывать своего страха.
Герой не так должен умирать.
— Ты здесь, — говорю я монстру.
«Ты звал меня», — говорит Гессенец у меня в голове. «Ты знаешь, что должен сделать».
Я киваю, с трудом сглатывая.
— Знаю. Отдать свою душу.
Гессенец входит в комнату, втягивая в себя весь воздух и энергию, топор волочится за ним. Он поворачивается ко мне лицом, с его плаща движутся тени, готовые задушить меня.
— Но мы заключили сделку, — говорю я ему, расправляя плечи. — И ты должен выполнить. Это единственное, что в конце концов спасет твою душу.
Гессенец смеется.
«Ты ничего не знаешь о моей душе».
— Нет. Но я знаю свою. И они соединятся.
Я протягиваю руку, как будто обмен рукопожатием со злым духом — это обычный вежливый поступок. До этого последнего момента я никогда не заботился о вежливости и формальностях.
«Тогда даю слово», — говорит всадник.
Затем Гессенец протягивает руку и пожимает мою.
И тут я снова чувствую его изнутри.
Я чувствую, как мир погружается во тьму.
Глава 34
Кэт
Не знаю, как долго я стою в ванной мисс Чой, уставившись на кровь, в которую погружен труп моей матери, но этого достаточно, чтобы понять, что Леона и Ана, наверное, уже вышли из здания. Возможно, они спустились в подвал — в логово Горруна. Я не могу не содрогнуться при этой мысли.