Я научился принимать себя таким, какой есть, потому что другим уже никогда не стать. Смирился, и стало почти легко.
— Да, привезли красавчика, — скалится Фома, пропуская меня вперёд.
— Живой хоть?
— Живее всех живых. Но, чувствую, ненадолго.
Фома ржёт, захлёбываясь смехом, а я чувствую адреналин, медленно, но уверенно будоражащий кровь. В теле — лёгкость, а мысли ясные, словно не мучает меня застарелая бессонница. Только глаза снова болят, но это мелочи, к этому я привык, как ко многим странностям своего организма.
Слишком яркое солнце сегодня, но адреналин бурлит с каждым мгновением всё сокрушительнее, потому на свет и режущую боль в глазах внимания не обращаю.
Зал собраний — это большой барак в центре. Им пользуются не часто: во время обязательных ежеквартальных отчётных слётов глав филиалов, редких свадебных ритуалов и скорбных панихид, которые, слава богам, случаются не часто.
Уже подходя к железным дверям, слышу нарастающий гул. Он вибрирует в воздухе, проникает под кожу. Я впитываю его каждой клеткой тела, превращаясь в оголённый нерв, наполняясь привычной энергией клубной суеты.
Когда вхожу внутрь, с ног сбивают концентрированные ароматы грубой, нагретой на солнце, кожи, пыльных дорог и бензина. Чёрт возьми, как упоительно! Как долбаный токсикоман, вдыхаю эту адскую смесь полной грудью, а шум и гомон резко обрываются.
В приглушённом свете Зала собраний мне не нужны солнечные очки, потому цепляю их за тонкую стальную дужку к карману жилета и окидываю незащищённым тёмными стёклами взглядом присутствующих. Здесь все главы филиалов, их замы, уцелевшие казначеи, дорожные капитаны… в общем, все те, кто имеет право носить нашивку с эмблемой клуба не левом боку жилета. Так как это собрание внеочередное и стратегически важное для каждого из нас, в Зале так же сидят те, чьи клубные метки расположены на спине. Постоянные члены клуба, они не стремятся к каким бы то ни было должностям, но их голоса всегда учитываются при принятии любого решения.
Эх, давно мы не собирались таким огромным коллективом. Я даже успел соскучиться. Жаль, что повод не самый приятный.
— Братья, — начинаю, а меня навылет пронзает десятками сосредоточенных взглядов, — я рад, что вы все смогли примчать сюда так быстро. Дело не терпит отлагательств.
В ответ лишь согласный одобрительный шепоток. Никто не рискует перебивать меня, потому что сорвать клубную нашивку с жилета или куртки — дело трёх секунд, а жить потом с этим ещё как-то надо.
Я напоминаю о цели нашего собрания и ловлю напряжённые взгляды братьев. Особенно злятся казначеи, потому что никто не хочет подыхать в подворотне — в этом мало приятного.
Ставлю вопрос о кадровых перестановках на голосование, некоторое время идёт обсуждение кандидатур новых казначеев, но никто не спорит и не вцепляется другому в горло. Все слишком подавлены недавними событиями, чтобы устраивать эпичный срач. Потому минут за пятнадцать этот вопрос окончательно решён.
Когда отголоски обсуждений стихают, подаю знак рукой, и Фома, кивнув, скрывается за дверью, а я продолжаю собрание:
— Как многие из вас знают, казначей южного филиала уцелел. Сейчас он в больнице, лечит травмированную башку, но выживет. И скоро вернётся в строй.
Радостный гул тех, кто ещё не в курсе этой новости, одобрительные кивки членов Южного филиала. Настроение общественности становится лучше, и это хорошо. Мне не нужна повышенная нервозность. Паника и гневные крики — самое меньшее, что сейчас сможет помочь.
— Это не все хорошие новости на сегодня, — взмахом руки прерываю нарастающее ликование.
Дверь хлопает, и в Зал вталкивают мужика. Больше всего бесит, что он в коже, а не спине жилета нашивка. Я до последнего позволял себе надеяться, что убийства казначеев — не предвестник Апокалипсиса, не новый виток клубных войн между мной и Спартаком.
Но нет. Глаза мои, хоть и болят, видят ещё хорошо, а эмблема клуба на спине уродца с бегающими глазками и длинной бородой не даёт обмануться.
Эх ты, погань, заткнуть бы тебе жилет этот в глотку.
Отдать должное, мужик держится стойко, хоть и видно, что парни из Южного хорошо удедали его: вон, губа как распухла, а над левым глазом цветёт буйным цветом гематома.
Мало врезали, но это был мой приказ: не увлекаться раньше времени. Всему своя очередь.