Выбрать главу

Чёрт, Марго, ты же никогда не была истеричкой. Отчего же сейчас так трясёшься?

Эти увещевания пусть слабо, но помогают унять нервную дрожь, потому, вдохнув поглубже, нажимаю зелёную кнопку на экране.

— Я вас слушаю. — Ты смотри, даже голос спокойный.

— Маргарита Олеговна, долго же вы трубку не поднимали. Я уже даже ждать устал, — слышится в трубке бархатистый баритон, а я почему-то думаю, что этот засранец, наверное, умеет нравиться женщинам.

Только на меня эти фокусы не действуют, да и не уверена, что Спартак вообще преследует такую цель — очаровать меня.

— Что вы от меня хотите? — Мне надоели эти расшаркивания, эта напускная вежливость. Достало всё в конец.

— Я же обещал дать вам время подумать. Время истекло.

Он издевается? Это уже ни в какие ворота не лезет.

— У тебя всё в порядке с головой? — интересуюсь, хотя уже точно убедилась, что он сумасшедший. А иначе больше не знаю, как объяснить его одержимость “Приютом” и такую тупую настойчивость. — Думаешь, если устроил пожар, то у меня уже никакого выхода не останется, кроме как бар продать? Пошёл ты к чёрту.

Ответом мне служит тихий смех, хотя во всей этой ситуации нет ничего весёлого. Бредом попахивает — да, но смеяться тут точно не с чего.

— А ты отчаянная, — говорит, когда я уже, было, решилась повесить трубку. — Такая смелая… что-то в этом есть.

— Да пошёл ты!

Вешаю трубку и бросаю телефон на кровать, вытирая злые слёзы. Господи, когда же это всё закончится? Когда Карл вернётся? Почему этому упырю Спартаку нужно было вцепиться мёртвой хваткой именно в мой бар?

Ответ на эти вопросы Вселенной приходит в виде смс:

“Маргоша, у тебя ведь такой хороший мальчик вырос. Подумай о нём”.

Когда кажется, что вся эта ситуация не может стать ещё более уродливой, приходит следующее смс:

“Через три часа у моста возле завода. Одна. А иначе сыну твоему я вырву сначала язык, потом пальцы по суставам разберу. Тебе не захочется потом по всему городу искать его запчасти”.

И следом ещё одно:

“Думаю, твой белобрысый приятель рассказал, что я всегда выполняю свои обещания”.

Кажется, я совершенно не чувствую своего тела. В голове белый шум, а вместо сердца будто бы металл плавится на невыносимо высокой температуре. Горячо, мамочки, как же горячо.

Встаю с кровати, но ноги не слушаются, и я оседаю на пол, потому что не могу разобрать, что вообще происходит вокруг меня. Тьма, беспощадная в своей непроглядности, обволакивает, а я сглатываю, потому что тошнота, подступившая к горлу, настолько сильная, что я боюсь выблевать на пол.

Господи, что же делать? Что мне делать-то?

Миша… где он? Я не понимаю… он же должен быть в “Бразерсе”, за ним же обещали присмотреть, обещали, что всё будет хорошо. Я сама уговаривала его! Сама! Нет, это невозможно.

Кое-как беру себя в руки и пытаюсь подняться. Ноги слабые и словно из ваты сделаны, но я всё-таки пересиливаю себя. Поднимаюсь, делаю пару шагов, но всё-таки останавливаюсь, потому что не знаю, как мне отсюда уйти. Нет, я не должна никого подставлять, я должна сама разобраться. А что, если Спартак на самом деле убьёт моего сына? Как тогда жить? Зачем тогда вообще было появляться на свет? Я так много уже потеряла, стольких перехоронила, что от мысли пожертвовать ещё и сыном становится особенно больно.

Нет, я рожала его не для того, чтобы он горе хлебал полной ложкой, становясь разменной монетой в каких-то игрищах. Не знаю, что нужно этому придурку по кличке Спартак, но пусть забирает мой бар, квартиру, машину, мою почку или голову — пусть делает, что хочет, но только не трогает Мишу.

А ещё очень чётко понимаю, что убью его, если с сыном что-то случится. Просто убью и даже труп прятать не буду, потому что никому не позволю издеваться над моим ребёнком. Никому.

Никогда ещё ненависть к живому человеку не захлёстывала меня с головой. Ни разу ещё я так отчётливо не видела картины чьего-то обезображенного моими руками трупа.

Так, нужно уходить. Время не терпит, я должна решить эту проблему раз и навсегда. Не знаю, чем всё закончится, но я должна увидеться со Спартаком, чтобы подписать бумаги на продажу, или что он там от меня хочет. Должна.

В голове бьётся мысль, что нужно рассказать всё Карлу. Вместе легче думается, вместе проще, но Спартак отчётливо дал понять, чтобы не пыталась с кем-то это обсудить, а иначе потеряю сына. Мамочки, я не могу, не имею права. Не имею права рисковать жизнью Миши и снова вешать свои проблемы на Карла.