Господи, почему так больно? Почему плохо так?
— Я поеду с тобой! Ты не можешь мне запретить! Я уже не маленькая, ты не посмеешь!
— Могу. И запрещу, — выдыхает, распахивая передо мной заднюю дверь чёрного внедорожника с непроглядно тонированными стёклами. — Уезжай, Марго. Фома, быстро за руль!
И уходит, даже не обернувшись, а я чувствую, как вместо сердца растёт и ширится до космических масштабов пустота. Пустота, которую я уже ничем не смогу заполнить.
— Не плачьте, — просит Фома, протягивая мне что-то, а я вздрагиваю, совсем забыв, что в этой Вселенной существует ещё хоть кто-то. — Вот, лучше конфету съешьте. Гормоны счастья, все дела.
— Зачем он так? — спрашиваю, сама не понимая, как смогла произнести хоть слово.
— Он просто хочет, чтобы вы были в безопасности. — Фома помогает залезть в салон, а мне вдруг так холодно становится, что аж зубы стучат. — Поверьте, я знаю его так много лет, что и не сосчитать. Но никогда он не был так уязвим, как сейчас. А он к этому не привык. Ему сложно. Но если дорожные боги уберегут его, он вернётся.
Улыбается мне и захлопывает дверцу. Откидываюсь на спинку сидения, а тело точно из свинца отлитое. Не хочется ни думать, ни шевелиться, ни вообще быть.
— Думаете? — спрашиваю, когда Фома усаживается на водительском сидении.
— Уверен. Он любит вас, это все поняли. А к тем, кого Ангел любит, он всегда возвращается.
26. Карл
— Шеф, мы с вами? — спрашивает один из охранников и выбрасывает окурок в большую железную урну возле выезда с Промзоны.
— Нет, парни, сегодня я один. — Хлопаю активиста охранного движения по плечу, и он медленно кивает, не решаясь спорить. — До утра свободны, езжайте, покатайтесь, выпейте.
— Уверен? — интересуется, глядя на меня недоверчиво, но я давно уже не был так уверен в своих словах.
Потому отмахиваюсь и молча ухожу. Сегодня мне никто не нужен, сегодня есть лишь я, Спартак и наша вражда, родившаяся двадцать лет назад.
Двадцать лет. Это ведь целая жизнь — так много и так мало одновременно.
Во всяком случае, никого из одноклубников — тем более охранников — я брать с собой не собираюсь. Есть вопросы, которые нужно решать, не закрываясь стеной сплошь из чужих людей.
Подхожу к своему байку и провожу рукой по прохладному угольно-чёрному корпусу, пытаясь наполниться так нужной мне сейчас энергией. Я совсем не умею молиться или о чём-то просить небесные силы, но если бы верил в бога, попросил у него защиты. Не для себя, нет — на это Владыка рая вряд ли бы согласился. Я бы попросил защиты для Марго — женщины, которую пришлось сейчас оставить.
В мире же должна быть справедливость, правильно? И если невидимому Всевышнему и нужно кого-то охранять и о ком-то заботиться, то почему бы и не о ней.
В нашем мире острый дефицит хороших и чистых людей, всё больше Спартаки да Алёны.
Так, ладно, пора ехать.
Я стараюсь не задумываться о том, как сильно обидел Маргаритку. Но мог ли поступить иначе? Нет. Она любит своего сына, а я люблю её. И позволить Спартаку причинить парню вред я не могу, потому что это убьёт женщину, которая значит для меня слишком много. Но взять её с собой? Дать Максу шанс использовать материнскую любовь против меня? Лучше сдохнуть, правда. Нахер тогда нужна такая жизнь.
Размышляя, прохожу вдоль плотного ряда байков, пока не выхожу за ворота. Нужно быстрее уходить, пока не передумал и не вернулся. Фома отвезёт Марго домой — это лучший вариант, потому что я действительно не хочу волноваться, что сделает с ней Спартак. Я практически убегаю, стремительно отдаляясь от Промзоны, чтобы не остановить, не наделать глупостей.
Долгие проводы — лишние слёзы, а они мне сейчас точно ни к чему.
Мне хочется, чтобы Марго поняла меня. Поняла, что я не мог иначе. Не справился бы. Верится, что она знает, что значит для меня, а всё остальное можно пережить.
Лишь бы она ждала.
Многое бы отдал, чтобы не нужно было оставлять её одну, но судьба вносит свои коррективы. Можно послать всё на хер, но пока я не найду Мишу, покоя не будет.
Единственное, в чём можно быть уверенным сейчас: Макс умеет держать своё слово. И от этого тошно, но это хотя бы даёт гарантию, что он не убьёт парня раньше времени. Уже кое-что.
Чуть поодаль, в тени высоких деревьев, стоит моя машина. Я редко на ней выезжаю — она небольшая и не очень удобная, — однако сейчас это лучший транспорт. Мне не нужен громоздкий Гелендваген, а на байке я свою заложницу не довезу — соскочит. Расшибётся ещё раньше времени.