— В высшей мере несправедливо, — ответил архиепископ. — Сколь ни могущественна богиня, негоже ей разрывать узы клятвы, не выслушав другой женщины. Ей должно помнить о справедливости Неба и отослать возлюбленного домой, чтоб умолил он свою нареченную возвратить ему слово. А если не возымел он против нее законной обиды, то и не смеет отречься от клятвы, иначе не миновать ему кары Господней.
— Но, Ваша светлость, не превыше ли клятва, данная божеству, слова, данного смертной женщине?
— Сами боги — закон, — ответил архиепископ. — Ежели и они не выдержат искуса вероломства, как тогда спрашивать с человеков? А посему обещание, данное смертному смертным, священно, и да не нарушит его никакая новая клятва — ни богу, ни дьяволу.
— Ваше преосвященство! А что, если юноша тот обманом взял в жены богиню, не открыв своей тайны?
— Тогда он не просто мошенник и лжец, но святотатец, и гореть ему вечно, ему и ему подобным, иначе хаос падет на мир; а первая клятва его нерушима, поклянись он еще хоть две тысячи раз.
Не успел он договорить, как женщина рухнула на колени, вскричав:
— Да будет воистину так!
— Но в чем же, — изумленно спросил архиепископ, — состоит твоя жалоба?
Женщина встала.
— Я рассказала об обманутой девушке, которую юноша клялся любить во веки веков. То была вовсе не притча. Я рассказывала о себе. И теперь пришла сюда заявить права на этого человека и заставить его сдержать свое слово.
Столько горечи, столько страсти было в ее словах, что архиепископ почувствовал сострадание и воспылал гневом к обидчику.
— Кто этот лжец?! — загремел он. — Знаешь ли ты, где он укрылся? Я клянусь, он сдержит слово и выполнит обещание, если ты отыскала его и укажешь, где он.
— Я отыскала его, я знаю, где он, хотя он сменил не только одежды, но имя и даже обличье.
— Можешь ли ты доказать свою правоту?
— Я храню одну вещь — залог его клятвы. Он подарил мне ее у реки, обещав любить меня вечно.
И, подойдя, она протянула ему на ладони кольцо.
Он взглянул на перстень с печаткой, на вензель, — вдруг побледнел и приблизил кольцо к глазам. Архиепископ оторопело смотрел то на женщину, то на кольцо, а она стояла с протянутой рукою, под белой вуалью. Дрожащими пальцами, задыхаясь, он уронил кольцо ей на ладонь и бессильно откинулся в кресле.
В зале поднялся сдержанный ропот, и, спохватившись, прелат повелел советникам удалиться и затворить двери. Они остались вдвоем. Архиепископ вскочил и сошел с возвышения: он дрожал всем телом, женщина же стояла недвижно, как изваянье.
— Кто ты? — в страхе вымолвил он.
Она усмехнулась.
— Не меня ль вы искали повсюду?
— Где ты взяла этот перстень? — упорствовал он.
— Мне подарил его один юноша, на речном берегу. Он стоял предо мной на коленях и говорил: «Этот перстень — залог моей верной любви. Я обещаю любить тебя вечно, во веки веков, и да станет река свидетелем моей клятвы».
— Река? — удивился прелат. — Ты с реки? Откуда?
— С верховьев. Из страны гор и лесов, где река вытекает из озера.
— Край летучих мышей! — вырвалось у него.
— Да, Ваше преосвященство. Они висят гроздьями на деревьях, как перезревшие фрукты, и тучей роятся в небе. Под утро, когда они улетают прочь, их крылья скрежещут в рассветной тиши — и любовники знают, что наступил час разлуки. В этом лесном краю летучие мыши — наперсники всех влюбленных, они — глашатаи ночи, вестники дня; их крылья надежно скрывают тайны свиданий на берегу. Любовники делят ложе, пока летучие мыши не возвестят, что близок рассвет. Сколько влюбленных благословляло и проклинало их! Огромные черные мерзкие твари — но для меня они были сущими ангелами, покровом любви. Ах, сколько раз я твердила об этом любимому, внемля звуку их крыльев… Помнит ли мой господин рассвет на речном берегу?
— Херонима! — выдохнул архиепископ.
Она пошатнулась; гордая голова ее поникла.
Он протянул дрожащие руки, но не посмел прикоснуться к ней.
— Херонима!
Она выпрямилась, не спеша отвела вуаль от лица — и у архиепископа захватило дыхание от сияющей, юной, удивительной красоты.
Она с горечью усмехнулась.
— Да, это я, Херонима. Долгие годы лелеяла я обиду — и она воздала мне сторицей. Ведь я поклялась дожидаться тебя и не стареть. Посмотри на меня, господин мой, и отвечай: сдержала ль Херонима слово? А где твое обещание? Ты даже весточки мне не прислал. Все эти годы я ждала, ждала и ждала, не зная, не ведая, где ты и жив ли, пока в один прекрасный день не увидала на ярмарке намалеванную картинку — портрет человека, так похожего на тебя, — и приехала в город, чтоб разыскать его и убедиться, что не ошиблась.