Выбрать главу

Магический клинок легко прошёл сквозь огра, пронзая ребро, которое, должно быть, было толщиной с приличный ствол дерева, и проник глубже. Когда Мерцающий добрался до сердца огра, я ощутил пульсацию, от которой у меня едва не вырвалась рукоять.

Надо было убивать — и быстро! — что я и сделал. Огр издал вздох, и мы оба повалились на землю. Я мгновенно отскочил в сторону, и удар дубины умирающего огра, что предназначался мне, пришёлся по его оставшемуся сородичу.

Впрочем, до окончания битвы было далеко. Последний стоящий на ногах огр пригнулся, готовясь напасть. Что ещё хуже, чудовище, которое я подстрелил, и то, чьё ухо я рассек, не были мертвы.

Оба упрямо пытались подняться и вернуться к битве.

Мне стало немного легче, когда между мной и моим последним противником промелькнула Гвенвивар. Я подумал было, что кошка собралась прикончить одного из раненых огров, но Гвенвивар пробежала мимо и прыгнула над головами перепуганных, сбившихся в кучу пленников. Я понял, почему она это сделала, услышав звук спущенных тетив — явились орки-часовые с запада. Затем до меня донёсся громоподобный рык, за которым вполне предсказуемо последовали вопли ужаса.

Одни лишь орочьи стрелы были неспособны остановить могучую Гвенвивар.

Глянув в сторону, я заметил, что гоблин-пленник успел вскочить и скрыться во мраке ночи. Я едва обратил на него внимание, ещё не зная, какое сильное влияние этот гоблин окажет на мою жизнь.

Все мысли о трусливых гоблинах исчезли, как только невредимый огр начал меня теснить. Он сделал первый взмах — вернее, первые два или три. Я ушёл в оборону, стараясь не открываться. Как я и ожидал, гнев огра возрастал с каждым промахом. Атаки становились все более яростными, более открытыми для ответных ударов. Я четырежды ударил эту тварь, нанеся болезненные, даже серьезнейшие раны в его шкуре, и затем увидел, что огр с рассеченным ухом поднимается с земли.

Противник бил дубиной снова и снова, мне приходилось уворачиваться. Я атаковал, обрушив на него быстрый и яростный шквал жалящих ударов, заставив его пятиться на своих гигантских ножищах. Затем я повернулся и бросился к едва стоявшему на ногах огру. Монстр поднял свою огромную дубину с трудом — сил едва хватало на то, чтобы удерживать оружие. Он взмахнул, медленно и неуклюже, я отступил назад, легко уйдя от опасности. Я последовал за завершающей движение дубиной, яростно замахиваясь обеими сцимитарами. Трудно сказать, сколько кровавых линий они прочертили на морде этого огра. В одно мгновение всё лицо противника превратилось в одну багровую массу.

Когда труп гиганта рухнул, я осмотрелся вокруг и приободрился, увидев, что огр со стрелой в груди полностью вышел из строя.

Он валялся неподвижно лицом вниз. То, что он мёртв, у меня сомнений не вызывало.

Это значило, что остался только один, легко раненный.

Я знал, что могу победить любого огра в поединке; знал, что, если полностью сосредоточусь на битве, огр не сможет оставить на мне ни царапины. Я всегда с готовностью сражался против этих мерзких существ, поэтому ощутил мимолетное разочарование, когда повернулся и понял, что огр сбежал.

Впрочем, это чувство исчезло, когда я вспомнил о пленниках. К моему облегчению, пятеро фермеров одолели орков на юге лагеря, и из всех ранен был только один, самый молодой. Рико самодовольно улыбался, и мне очень хотелось стереть эту ухмылку с лица хвастуна.

Немногим позже Гвенвивар, крадучись, вернулась в лагерь, проверив область на западе. У пантеры была пара небольших ран от орочьих стрел, но ничего серьезного. Битва закончилась, три огра и восемь орков были мертвы, а другой огр и с полдюжины орков спаслись бегством. Полная победа, и никто из нас не был убит.

Всё же я не мог не признать, что в этой битве не было нужды. Впрочем, мысли о том, чтобы выбранить Рико, быстро улетучились из головы, когда я увидел, как приветствуют друг друга Тармен и его семья, а другой фермер обнимает пропавшего брата.

— Где Нойхайм? — требовательно спросил Рико. Его грубый тон удивил меня. Если он потерял родича, ребёнка или брата, я ожидал услышать скорбь. Но вместо этого я слышал лишь безумный гнев, словно его оскорбили.