— Возможно, однажды я найду в себе силы пойти против Рико, — неожиданно сказал Нойхайм, прервав мои раздумья. Я хорошо помню его следующие слова. — Я не отважный гоблин. Я просто хочу жить, хотя часто сомневаюсь, что такая жизнь чего-то стоит.
Эти самые слова мог бы произнести и мой отец. Закнафейн тоже был рабом, хотя и рабом другого сорта. Он жил в Мензоберранзане, и не в низшем положении, хотя и ненавидел тёмных эльфов и их злобный нрав. Он не видел выхода, самой возможности побега из города дроу. Из-за недостатка смелости он жил как воин-дроу, выживал, следуя тем самым порядкам, которые были для него столь отвратительны.
Я снова попытался напомнить Нойхайму, что ушёл от подобной судьбы, что мне удалось выйти из безнадёжного положения. Я объяснил, что странствовал среди людей, которые, несомненно, ненавидели и боялись меня из-за репутации моих сородичей.
— Ты дроу, а не какой-то гоблин, — снова ответил он, и на этот раз я начал понимать смысл, стоящий за его словами. — Они никогда не поймут, что в моем сердце нет зла, как у других гоблинов. Даже я не понимаю этого!
— Но ты же веришь в это, — твердо сказал я.
— Думаешь, надо сказать им, что я гоблин другого рода?
— Именно так! — воскликнул я. Мне казалось, что это достаточно разумно. Я думал, что нашёл ответ, который искал.
Нойхайм прикрыл дверь и быстро рассказал обо мне и об окружающем мире, который я раньше не принял во внимание.
— Чем мы отличаемся? — надавил я, надеясь, что он увидит моё понимание истины.
— Ты считаешь себя гонимым? — спросил гоблин. Его жёлтые глаза сузились, и я понял, что он полагает свои слова близкими к истине.
— Я больше не принимаю это определение, так же, как и не допускаю гонений, — провозгласил я. Мои гордые слова внезапно стали понятны этому несчастному существу. — Люди выносят свои собственные суждения, но больше я не стану мириться с их несправедливыми решениями.
— Ты будешь сражаться с теми, кто относится к тебе не так? — спросил Нойхайм.
— Я буду отвергать их, игнорировать, зная в глубине души, что прав в своих убеждениях.
Улыбка Нойхайма выражала одновременно искреннюю радость за то, что я нашёл свой путь, и глубокую печаль — за себя.
— У нас разное положение, — настаивал он. Я хотел было возразить, но он остановил меня, подняв ладонь. — Ты дроу, экзотика. Многие никогда не встречали тебе подобных.
— Почти каждый на земле слышал ужасные истории о дроу, — попытался возразить я.
— Но они не имели дела с самими дроу! — резко возразил Нойхайм. — Ты для них диковинка, странно красивая даже по их собственным стандартам. Твои черты правильны, Дриззт До'Урден, твои глаза проницательны. Даже твоя кожа, такая чёрная и блестящая, для обитателей наземного мира считается прекрасной. А я гоблин, уродливый гоблин, как телом, а может и душой.
— Если бы ты открыл им правду о своей душе…
Нойхайм рассмеялся над моими словами.
— Открыть правду? Правду, которая поставит под вопрос всё, что они знали в своей жизни? Стать тёмным зеркалом их совести? Эти люди, включая и Рико, убили много гоблинов — и, наверное, поделом, — быстро добавил он, и это пояснение открыло все, что Нойхайм пытался показать мне, слепцу.
Если эти фермеры, многие из которых часто бились с гоблинами, и другие, кто держал гоблинов в рабстве, обнаружат всего одно существо, не отвечающее их определениям злой расы, всего одного гоблина, в котором есть совесть и сострадание, интеллект и дух, родственный их собственному, это может повергнуть всё их существование в хаос. Я и сам почувствовал, будто меня ударили в лицо, когда понял настоящую причину поведения Нойхайма. Лишь благодаря собственному опыту, родству с тёмными эльфами, подавляющее большинство которых оправдывало свою мрачную репутацию, я смог преодолеть чувство смятения и вины.
Эти фермеры могли и не понять Нойхайма. Они наверняка прониклись бы к нему страхом и большей ненавистью.
— Я не отважен, — снова проговорил Нойхайм, и, хотя я был не согласен, оставил слова при себе.
— Ты отправишься со мной, — сказал я ему. — Этой ночью. Мы пойдем обратно на запад, в Мифриловый Зал.
— Нет!
Я посмотрел на него, чувствуя себя скорее уязвлённым, чем озадаченным.
— Я не хочу, чтобы за мной снова охотились, — объяснил он, и, судя по отсутствующему, страдальческому взгляду я понял, что он вспоминает, как Рико преследовал его в первый раз.