Мадам Тору помогла Эливейн лечь в постель и заботливо укрыла её одеялом.
– Отдохни, милая, – нежно сказала она. – Ты очень похожа на Дина величием сердца…
Уже в коридоре Даниэль взглянул в лицо госпоже Тору.
– Не смейте ни в чём винить себя, сэр, – тихо проговорила Эмма. – Совет принял верное решение: нельзя рисковать сотнями невинных жизней ради попытки спасти одну душу, да ещё столь запятнавшую себя злом. Лем сам встал на тёмный путь, и любое наказание им заслуженно… – с грустью произнесла она имя, которое мало кто помнил. – А Динаэль, – Эмма светло улыбнулась, – видимо слишком великодушен для нашего жестокого мира, – и невыразимая боль затуманила её глубокие синие глаза.
– 79 —
Эливейн готовила подарок молодым. Она нашла в столе у Дина краски, кисти и холсты. Сколько ещё чудных открытий ждало её! Сколько ещё о любимом ей предстояло узнать! Сколько удивительных ниточек могли бы переплестись в жизни Эливь и Дина!
Слуга помог Эливейн вынести мольберт на смотровую площадку башни. И мадам Фейлель самозабвенно погрузилась в создание на холсте пейзажа: долина, в лучах восходящего солнца; трава в блестящих огоньках росы; искрящаяся вода в извивах реки; крыши домиков, ещё укрытые тенями садов… Мир на картине Эливь пробуждался к новому счастливому дню.
– 80 —
Свадьба состоялась. С огромным количеством гостей, с торжественным венчанием, с пышным праздничным столом, с песнями и танцами до глубокой ночи.
Эливейн смогла присутствовать в церкви. Она даже почти не присаживалась на лавочку в левом уголке у дверей. Она любовалась женихом и невестой и искренне радовалась за них.
После венчания Эливь вручила молодым подарок: свой и Дина. Удивление в глазах Рива и Вивь было понятно: на красивой обёртке одного из двух свёртков рукой Динаэля были выведены их имена и сегодняшнее число.
– Но… – проговорила Вивьен.
– Я не знаю, что там, – ответила Эливейн. – Я нашла свёрток в столе Дина. Теперь вы понимаете, что менять день свадьбы было бессмысленно.
Ролив открыл пакет. Над дорогой развернулся с лёгким шорохом и, сверкнув на солнце, лёг на камни мостовой удивительно тонкий, но совершенно непрозрачный, перламутрово-синий шлейф полога: кровать, укрытая им, всегда будет рождать ощущение того, что ты лежишь под ясным звёздным небом, а где-то вдали, может, в родимой Долине, встаёт над миром ласковое утреннее солнце. На том месте, где полог должен крепиться над ложем, где почти сходились складки его тканей, где и должна быть видна картина утра, аккуратно и прочно была вделана золочёная рамка.
Вивь извлекла из остатков упаковочной мишуры записку.
«Дорогие мои, – говорилось в письме, – простите меня, но раз вы читаете это послание, то подарок доделать я не успел… В рамке наверху полога должна быть картина – пейзаж, утро в Зелёной Долине… Мои краски, Рив, ты знаешь, светятся в темноте, и рисунок будет виден… Но мне почему-то кажется, что работа к вашей свадьбе будет завершена. Как? Не знаю, не спрашивайте… Живите долго и счастливо. Не поминайте лихом… Совет вам да любовь».
Вивьен и Ролив переглянулись. Вивь улыбалась, но в её глазах блеснули слезинки. Молодые посмотрели на Эливейн. Та стояла растерянная и потрясённая не меньше их. Рив что-то пробормотал и раскрыл второй свёрток, приготовленный Эливь. Жених и невеста, давно окружившие их гости, смотрели во все глаза на пейзаж, выполненный Эливейн.
– И, – задумчиво улыбаясь, прошептала мадам Фейлель, – я должна называть себя вдовой? Динаэль же всё время рядом!.. Нет, я не вдова – я жена Дина. Мой муж просто… отлучился… на время, по делам…
– 81 —
Динаэль, закончив менять подгнившие доски пола и ремонтировать немногочисленную мебель в избушке Ганабена, принялся за наведение порядка вокруг домика. Руки его ловко делали свою работу, а мысли в сотый раз искали ответ на вопрос: «Что же произошло? Почему талисман не спас Эливейн? Могла ли какая-нибудь другая девушка из гарема оказаться у реки да ещё с его медальоном?» Догадки, версии, предположения… И всегда один логический ответ: «Нет».
Динаэль шаг за шагом рисовал себе путь, который пришлось пройти его любимой. Вот её привезли в ханский дворец. Вот служанки наряжают девушку для хана: непривычные одежды, дорогие кольца. Дин знал Эливь сердцем и потому понимал, что та отказалась снять с шеи его медальон и обручальное колечко с пальца. Здесь и начинал действовать свадебный подарок волшебника: и талисман, и колечко остались при Эливь. А если она всё же сняла цепочку и положила её в мешочек у пояса? Возможно… Динаэль печально вздыхал… Потом Эливь побывала в опочивальне у Торубера… Бедняжка, как она, должно быть, испугалась… Но магический оберег своё дело сделал: хан, конечно, закоченел. Тогда Эливь беспрепятственно покинула дворец… И действовать волшебство должно до того момента, пока сама Эливейн не решит, что находится в безопасности… Вот она и решила… А держала медальон ещё в мешочке, не успела надеть… И тут её настигли…
Динаэль болезненно поморщился… А если всё же не она?.. А кто – в таких одеждах? Только из гарема Торубера. У реки? От дворца далеко – женщины хана так не выходят… А если Эливь бежала к отцу Грегори и была уже почти у цели, а потому волшебная защита ослабла… и её просто ограбили? Какая-нибудь мелкая воровка?.. Опять – нет. Воровка надела богатый наряд ханской жены?..
Динаэль был так близок к разгадке, но он и помыслить не мог о том, что человеческая жадность доходит порой до абсурда: воровка Келли позарилась на дорогую одежду, в которой ей не затеряться ни в одной толпе…
Динаэль привык доверять своему сердцу. Оно, правда, пока не ошиблось ни разу. А сейчас сердце стучало: «Она жива… Она не могла умереть…»
Знал Дин и то, что волшебный кристалл никогда не ошибается. Молодой человек понимал, что уже трижды мог умереть: Эливь излечила раны, она же спасла от яда, наконец, родовой талисман вернул к жизни… Но почему ценой смерти любимой? Почему мудрая древняя вода принесла камень ему, а не помогла Эливейн? Неужели его миссия по спасению заблудшей человеческой души важнее жизни прекраснейшей из всех существ мира? Или более некому встать на защиту тех, кто может пострадать от рук Торубера?
Сердце Дина никак не хотело мириться со смертью любимой. Поэтому, даже написав её имя на могильном кресте, он намерен был навестить отца Грегори… Но сначала ему предстояло удостовериться, что Переход удалось закрыть и что жители Зелёной Долины и Горного Замка находятся в безопасности… А после надо было начинать самостоятельно, без чьей-либо помощи, дабы не подвергать никого лишней опасности, готовить будущую битву, в которой он, Динаэль Фейлель, обязан одержать верх. Хотя для этого понадобятся годы, Дин не собирался отступать. Он рассчитывал на десять с половиной лет, дабы к открытию Перехода и люди, и юные волшебники были в безопасности. Знал он и ещё одно, о чём не говорил ни с кем, кроме Дона и дяди: скорее всего у него не хватит сил остаться в живых. Да и волшебный кристалл уже не поможет. Но теперь Дин об этом вовсе не жалел: так его душа быстрее встретится с душой Любимой…
– 82 —
Динаэль собрался в дорогу. Он обещал Ганабену вернуться через пару месяцев и поселиться у старика надолго. Знахарь не задавал вопросов – он о многом догадывался.
Дин отправился к Зелёной Долине.
– 83 —
По дорогам, тянущимся среди полей и лугов шёл молодой и сильный крестьянин с сучковатой палкой в руках. Одет он был в добротные льняные штаны, свободную хлопчатобумажную тёмную рубаху навыпуск, подпоясанную бечёвкой. На голове был повязан выгоревший, когда-то зелёный платок, скрывавший даже брови путника. Поверх платка нахлобучена широкополая потрёпанная соломенная шляпа. Волос почти не видно: если короткая прядь и выбивалась наружу, то определить её цвет не представлялось возможным, ибо, подсвеченная солнцем, она могла показаться рыжей, но в тени оказывалась седой. За плечами крестьянина болтался линялый мешок. Босые ноги шагали быстро и твёрдо, как у человека, привыкшего быть в пути.
– 84 —
Обойдя никому не ведомыми тропинками некоторые участки созданной им же самим невидимой преграды, Динаэль спустился в ближайшее к Вратам Перехода поселение. Здесь из непринуждённых разговоров с местными жителями он узнал о жестокой осаде Тоннеля отрядами Торубера, о мужестве оборонявших свою Долину жителей и о том, как погиб один из воинов, прикрывавший отход остальных, и как потом бесновались солдаты хана, оставшиеся перед запертыми Вратами. Вскоре отряды Колдуна ушли. А павшего защитника похоронили местные крестьяне, ибо негоже такому герою доставаться воронам.