Тем временем, обозный Чарнота со своими канонирами приводил в порядок казацкую артиллерию. На Запорожье имелось около сотни пушек разного калибра, в основном фальконетов, но многие в последнее время пришли в негодность. Исправных и готовых к использованию оказалось всего двадцать шесть Имелись и запасы пороха, которого никогда не бывает много, поэтому обозный выделил отдельную команду для его изготовления. Искусством этим запорожцы владели издавна, перемалывая в мельничках древесный уголь, серу и селитру, а затем смешивая их в соответствующих пропорциях. Селитры в Приднепровье было довольно много, добывали ее в степных захоронениях и заброшенных городищах. Обычно запорожцы готовили порох в пропорции: фунт угля, два фунта серы на 4–6 фунтов селитры. Изготовляли в основном мелкий порох, потом размешивали его в уксусе, высушивали и мололи. Опытных канониров у Чарноты не хватало и он большую часть времени тратил на отбор подходящих для этого казаков из прибывающих новобранцев. По обычаю того времени, канонир не только должен был хорошо стрелять из пушки, но и знать кузнечное дело. Многие канониры сами же и отливали пушки.
Еще одной проблемой, стоившей обозному остатков волос, которых на его облысевшей голове и без того оставалось мало, являлась нехватка волов для казацких возов. В прежние стада быков и волов запорожцы выпасали, как и коней, на островах Хортицы и в Великом Луге, но сейчас их тоже почти не осталось. Выступать же в поход без этой тягловой силы было нельзя, так как основу казацкой обороны составлял табор — четырехугольник из возов, установленных дышлами вперед, скованных между собой цепями. Такой табор из четырех-шести рядов возов представлял собой передвижную крепость, которую взять приступом было невозможно. Сидя на возах и между их колес, казаки имели возможность вести губительный огонь из самопалов по наступавшему противнику. На возах же размещалась артиллерия, провиант, запасы пороха и оружия. В них впрягались волы или быки, медленно тащившие этот гигантский обоз, насчитывавший порой не одну тысячу возов.
В конце февраля Хмельницкий собрал на совет куренных атаманов и полковников.
— Панове атаманы, — начал он свою речь, — близится весна. — Не за горами то время, когда следует ожидать в гости ляхов. Вы хорошо знаете, что вся их сила в кавалерии. Тактика поляков известна — ударом тяжелой кавалерии смять пехоту, обратить ее в бегство и на плечах отступающих ворваться в табор.
Он обвел взглядом всю собравшуюся в тесном курене кошевого атамана старшину. Казаки сидели молча, опустив головы, каждого из них тревожили те же думы, что и наказанного гетмана.
— У нас же, — продолжал гетман, — конницы вообще нет, да и пехоты всего ничего. Надо решать, как быть дальше. Без конницы из Запорожья выступать нельзя.
Лутай, сидевший за столом рядом с Хмельницким, отложил трубку в сторону и задумчиво произнес:
— Удара панцирных хоругвей Потоцкого наша пехота не выдержит. Тут и говорить нечего. Нужна сильная конница, которая прикрывала бы пехоту с флангов и могла отразить атаку, по крайней мере, ляшских драгун, если не гусар. Да где ее взять?
Опять наступило продолжительное молчание.
Неожиданно для всех Федор Богун, подкрутив прокуренный ус, твердо сказал:
— Есть только один выход — привлечь на свою сторону татар.
Казаки переглянулись между собой, раздались голоса:
— Но татары басурманы, исконные враги казаков. Как же можно брать их в союзники? Да и надежды на них мало, того и гляди ударят в спину.
Богун поднял руку, требуя тишины.
— Все это верно, что и басурманы и ненадежные союзники, но есть одно важное обстоятельство, которое нам может сыграть на руку. Уже года три как Речь Посполитая не выплачивает хану ежегодную дань. Прошлые годы татары несколько раз делали попытки вторгнуться на Украйну, но Конецпольский и Вишневецкий загнали их за Перекоп. Присмирел даже свирепый Тугай-бей, который прежде и самого хана слушался не всегда. Если мы пообещаем татарам хороший ясырь, хан может согласиться на союз с нами.
Наступила напряженная тишина — все осмысливали слова Богуна. Внезапно в памяти Хмельницкого всплыла услышанная им на Базавлуке из уст его ночного видения фраза о помощи, которая должна придти к нему на конях с юга. Все совпадало — пророчество начинало исполняться. С загоревшимся взором он поднялся с места:
— Полковник Богун прав, другого выхода у нас нет, обратимся за помощью к хану.
Тут же стали решать, кто поедет в Крым. Хмельницкий знал татарские обычаи и был уверен, что в случае согласия хана оказать помощь, он потребует заложников. Лучшей кандидатуру для этой цели, чем сын Хмельницкого не было. Богдан предложил взять с собой Вешняка, который был знаком с некоторыми мурзами из ханского окружения, а также Петра Дорошенко в качестве писаря для документального оформления условий соглашения. Человек десять казаков Хмельницкий отобрал в качестве охраны, больше и не требовалось, так как у запорожцев с татарами был мир. Взял он с собой молодых Брюховецкого и Степана Славковского за компанию для Тимофея.
Об отъезде посольства Хмельницкого в Крым войску было решено не сообщать. По Сечи распространили слух, что наказной гетман выехал на Томаковский остров с целью посмотреть, не лучше ли там обустроить новую Сечь. Куренные атаманы перестали вести речь о восстании против поляков, стали поговаривать, что весной готовится поход против турок. Эти слухи распространялись специально, чтобы усыпить бдительность поляков и те не узнали о поездке Хмельницкого в Крым Прощаясь с наказным гетманом, кошевой вручил ему письмо к хану, скрепленное войсковой печатью, которое должно было служить верительной грамотой, обнял и перекрестил его, пожелав удачи.
Переправившись через Днепр, казаки прямым путем направились к Перекопу. Начинался первый весенний месяц март и, хотя зимы в том году фактически не было, приход весны природа встречала с обычным ликованием. Уже с юга потянулись первые стаи птиц, улетавших на зимовку, на деревьях стали набухать почки. Солнце уже прогрело землю, было по-весеннему тепло, степь начинала покрываться изумрудной травой. В воздухе витал аромат пробуждающейся природы. Ранним утром с первыми солнечными лучами над бескрайним степным простором мерцала прозрачная дымка от поднимающихся испарений. В этом безлесном краю, то здесь, то там поблескивали серебряной гладью многочисленные озера. На их берегах обычно гнездились бесчисленные стаи диких гусей и уток.
Через несколько дней, подъезжая к Перекопу, запорожские послы встретили первый татарский разъезд. Те из казаков, кто не бывал прежде в Крыму, с любопытством разглядывали татар в их природной дикой среде. Все они были низкорослыми и плечистыми, одетыми в свободные шаровары и, несмотря на теплую погоду в кожухи из плохо выделанной овчины, и такие же шапки. На ногах у них были грубой выделки сапоги. Из-под кожухов виднелись простые домотканые рубахи. Только старший разъезда был одет в кафтан, поверх которого был накинут халат, отороченный мехом лисицы. На голове у него была порядком облезлая лисья шапка, а на ногах порыжевшие от пыли сафьяновые сапоги. Татары сидели на низкорослых лошадях, густые гривы которых спадали едва ли не до самой земли. Одной рукой они держали узду, а в другой у каждого была камча из витой сыромятной кожи. Хмельницкий знал, что, несмотря на неказистый вид, татарские кони или бахматы, чрезвычайно выносливы и способны без остановки и отдыха совершить переход в тридцать верст. Младший Хмельницкий, Дорошенко и Брюховецкий, которым раньше не приходилось видеть татар вблизи, с интересом рассматривали их оружие: покрытые лаком короткие луки, сагайдаки, кривые сабли в простых кожаных или деревянных ножнах. Каждый татарин был вооружен ножом, имел при себе длинное шило и огниво.