— Так вот, — продолжал, между тем, воевода киевский. — серьезная борьба за престол предвидится между партиями Яна Казимира и Юрия Ракочи. Мне из надежных источников известно, что у семиградского князя есть довольно высокие шансы взойти на польский трон. А вот я думаю…
Вишневецкий погрузился в размышления, вполуха слушая рассуждения Тышкевича. Ян Казимир, кардинал и активный функционер ордена иезуитов пользовался поддержкой не только среди большей части магнатов Речи Посполитой, но и у Ватикана. Однако, часть польских аристократов уже давно разочаровалась в династии Ваза и вполне могла отдать голоса за семиградского князь, памятуя славную эпоху Батория. Для многих магнатов Ракочи был привлекателен еще и тем, что, будучи чужим в Речи Посполитой, не имел возможности усилить королевскую власть. Самому воеводе русскому было безразлично, кто из двух претендентов станет королем, но важно было не ошибиться за кого отдать свой голос, так как честолюбивый князь вынашивал надежду заполучить булаву коронного гетмана. Откровенно говоря, он стремился к этой булаве еще после смерти Конецпольского, но тогда сейм предпочел передать ее в руки Потоцкого, пусть менее талантливого полководца, чем князь, зато более предсказуемого и легче управляемого. Несмотря на его воинскую доблесть, знатность и богатство, Вишневецкого не любили за его заносчивость, высокомерие и кичливость, которые казались чрезмерными даже для таких же высокомерных и заносчивых польских аристократов. Поэтому и в сенате, членом которого он являлся, и на сеймах, при обсуждении кандидатур на занятие высших государственных должностей, отдавалось предпочтение другим, что больно ранило самолюбие тщеславного магната.
— Но в этот раз, — размышлял Иеремия, — они просто вынуждены будут отдать мне гетманскую булаву. Потоцкий и Конецпольский в плену, других серьезных соперников у меня нет. Надо только сейчас быть поближе к Варшаве. Вот разделаюсь с Кривоносом и сразу туда.
Однако пока что Кривонос сам преследовал князя по пятам, не давая ему времени даже для краткого отдыха. Передовые казацкие отряды постоянно маячили на горизонте, заставляя Вишневецкого непрерывно отступать все дальше к границам Малой Польши. Правда, вскоре к нему присоединился князь Корецкий со своими надворными командами, несколько других знатных шляхтичей и, наконец, у самого Заславля — князь Острожский, он же Доминик Заславский. Это был опытный воин, хотя и несколько тучный — князь любил хорошо покушать и славился чревоугодием далеко за пределами своих владений. Таким образом, под общим командованием воеводы русского оказалось более 12 тысяч солдат и он, наконец, решился дать бой Кривоносу.
Не доходя несколько верст до Заславля, князь остановился и приступил к оборудованию лагеря. В течение короткого времени были вырыты рвы, насыпаны валы, в предполье были возведены шанцы и окопы. Избранная позиция была выбрана со знанием военного дела, так как прикрывала Заславль и в какой-то мере Староконстантинов — исконные вотчины князей Заславских, позволяя, при необходимости, отступить в один из этих городов и укрыться за его стенами. Не было проблем и провиантом, так как необходимы продукты и фураж беспрерывно поступал из владений Заславского.
Кривонос не стал с ходу атаковать укрепленный лагерь Вишневецкого, на что тот втайне рассчитывал, а, остановившись в полутора верстах от него, приступил к оборудованию своего табора. Казаки, установив возы, как обычно в каре, сковывали их цепями, насыпали шанцы, рыли окопы.
Утром 27 июля обе стороны изготовились к битве. Хоругви князя Вишневецкого выстроились в предполье перед шанцами. Закаленные в сотнях сражений воины безмолвно сидели, как влитые, в седлах, лишь грозно покачивались крылья за спиной гусар, да слегка волновалась линия лекгоконной кавалерии. Вишневецкий, Тышкевич, Корецкий и Доминик Заславский находились немного впереди остального войска в окружении немногочисленной свиты.
Крестьянские полки Яцкевича и Романенко, недавно произведенных в полковники Кривоносом, плотными колоннами стали выдвигаться из табора. Не все из тех, кто присоединился к Кривоносу, имели оружие, у многих были только косы, вилы да топоры. Казацкий предводитель решил первыми пустить их в бой, стремясь сохранить в целости свои регулярные части. Он не надеялся на то, что вчерашние гречкосеи возьмут укрепленный польский лагерь штурмом, но рассчитывал, что, когда они обратятся в бегство, то преследующая их кавалерия попадется в подготовленную ей ловушку… Возглавил атакующие колонны он сам, двигаясь некоторое время впереди них на своем вороном жеребце. Когда до противника оставалось еще с полверсты, Кривонос передвинулся в задние ряды, предоставив возможность полковникам самим командовать наступлением, а затем и вовсе возвратился в табор. Отсюда он стал наблюдать за продвижением своих передовых полков, ожидая, что, как и под Махновкой, Иеремия бросит против них панцирных гусар, поддержанных драгунскими хоругвями.
Однако, к его удивлению, польская конница оставалась на месте, несмотря на то, что расстояние между нею и атакующими быстро сокращалось.
— Не иначе, этот дьявол Ярема задумал какую-то каверзу, — мелькнула тревожная мысль.
Действительно, когда до польских хоругвей оставалось всего около 200 шагов, князь взмахнул булавой. По его команде конные хоругви раздались в сторону и Кривонос с похолодевшим сердцем увидел жерла пушек, ранее не видимых из-за закрывавшей их конницы. В то же мгновение над линией орудий поднялся черный пороховой дым и грянул залп. Шквал картечи, обрушившийся на первые цепи атакующих буквально выкосил их, как косарь выкашивает густую траву на зеленом лугу. Задние ряды продолжали еще по инерции бежать вперед, напирая на передние, которые уже начали останавливаться и разбегаться в стороны, спасаясь от следующего залпа. Он не заставил себя долго ждать. Орудийная прислуга лихорадочно перезаряжала пушки, пользуясь начавшейся паникой в рядах атакующих. Второй залп, произведенный почти в упор, был еще губительнее чем первый, заставив атакующих остановиться и в панике разбегаться в разные стороны. Вишневецкий в третий раз взмахнул булавой. Изготовившиеся к стрельбе драгуны также дали залп из ружей, а затем двинулись вперед панцирные хоругви Вишневецкого и Доминика Заславского. Лошади неслись, набирая ход, земля дрожала под их копытами. К панцирным хоругвям присоединились драгуны, обтекая гусар с флангов. Атакующие, бросая на ходу оружие, улепетывали со всех ног, стремясь укрыться в своем таборе, но поляки догоняли, рубили их и нанизывали на пики.
Но по мере приближения бегущих и преследующей их польской конницы к табору, Кривонос становился все спокойнее. На его губах даже зазмеилась зловещая улыбка. Он вернулся к табору и взмахнул саблей, подавая команду Тимофею Носачу, который в его войске исполнял обязанности обозного.
Тем временем убегающие казаки уже приблизились к самому табору и стали прятаться под возами. Польская конница в опьянении боем продолжала преследовать их. Возможно, гусарский наместник рассчитывал, что Кривонос откроет часть табор, спасая своих людей, и панцирной хоругви удастся ворваться туда на их плечах, поэтому гусары продолжали мчаться, не снижая скорости. Но Кривонос хорошо помнил, что произошло, когда примерно в такой же ситуации десять лет назад Павлюк под Кумейками распахнул свой лагерь. Он оставался на месте, зорко всматриваясь вперед и изредка поглядывая в сторону Носача. Когда расстояние до табора сократилось до 200 шагов, обозный подал команду. Укрытые на возах казацкие пушки ударили поверх голов убегающих прямо в центр панцирных хоругвей, а засевшие между возами казаки открыли по коннице губительный огонь из самопалов. Пороховым дымом затянуло всю линию возов и гусары, потеряв на какое-то время ориентировку, не успев сдержать бег лошадей, врезались прямо в них. Натыкаясь на торчащие вперед дышла, кони ломали ноги и падали на землю, сбрасывая всадников. Канониры перезарядили пушки и произвели второй залп, а укрывшиеся на возах и между ними казаки продолжали непрерывную пальбу из самопалов, передавая их назад своим товарищам и получая уже заряженные. Панцирные хоругви понесли значительные потери и, с трудом поворотив коней, стали уноситься прочь из этого разверзнувшегося ада назад. Более маневренные драгуны успели сделать это еще раньше. Вырвавшаяся из табора казацкая конница во главе с полковником Кривоносенко некоторое время преследовала убегавших гусар, но затем повернула назад.