Долго потом еще пели седые бандуристы по всему казачьему краю:
Двадцать три полковника привели свои полки под Збараж и вот уже два из них погибли, а третий тяжело ранен. И это всего за каких-нибудь два дня осады замка!
Неудачным штурмом Збаража был озабочен и Ислам — Гирей.
— Пусть же подыхают от голода, проклятые ляхи, — решил Хмельницкий, посоветовавшись с ханом, и, не желая больше нести неоправданные потери, они прекратил попытки взять город штурмом, рассчитывая, что голод и так вынудит поляков сдаться.
Используя выдавшееся свободное время, Дорошенко разыскал Серко. После первых приветствий и дружеских объятий, запорожский полковник оглядел фигуру юноши и с удовлетворением в голосе произнес:
— Видно моя наука тебе на пользу пошла. — вишь, как возмужал. Да и силушки, видать, прибавилось.
— Спасибо тебе, Иван. — с чувством ответил Дорошенко. — Гопак пляшу каждый день.
Он замялся, затем неуверенно добавил:
— А вот свалить взглядом с ног кого-нибудь не пробовал. Сам понимаешь, такое дело не каждому доверить можно.
Серко понимающе кивнул:
— Ничего, приходи ко мне, потренируемся. Судя по всему, торчать нам тут под Збаражем еще долго придется.
С тех пор они каждый день выбирали укромное место, где Серко помогал Дорошенко практически освоить вновь приобретенное искусство боя без оружия.
— Главное, пойми, — внушал он Петру, — ты не взглядом валишь с ног противника, а невидимой силой, которая окружает каждого человека как сферой, но величина ее разная — у кого-то она толщиной дюйм или два, а у другого — целый сажень, а то и больше. Если ты научишься контролировать эту силу и развивать ее, то она станет расширяться и достигнет не одного, а, может, и десятка саженей. Но и это не все, важно научиться управлять этой силой, концентрировать ее в одном месте и использовать на расстоянии вместо рук.
— А как можно увеличить эту силу?
— Есть специальные способы. Для начала приблизь друг к другу кончики безымянный пальцев и поводи ими один вокруг другого, не прикасаясь.
Дорошенко выполнил это предложение.
— Теперь, — продолжал Серко, — выбрось напрочь все мысли из головы, ни о чем не думай и продолжай двигать пальцами, как я тебе говорил. Сосредоточься на своих ощущениях.
Некоторое время Дорошенко ничего не чувствовал. Затем он ощутил между пальцами как бы теплое дуновение и вдруг их подушечками почувствовал едва заметное покалывание, а затем укол, как бывает, когда гладишь кошку. Заметив, что он инстинктивно отдернул руку, наблюдавший за ним Серко рассмеялся.
— Почувствовал?
— Укол какой-то, — неуверенно признался Петр.
— Это ты в первый раз почувствовал силу. Делай так каждый день, когда выпадет свободная минутка. Но и этого недостаточно, теперь приблизь ладони рук друг к другу и делай ими круговые движения, будто лепишь ком из снега. Ты должен добиться такого же ощущения, какое у тебя возникло, когда ты вращал подушечками пальцев. После нескольких дней такой тренировки ты почувствуешь шар силы, который будет сопротивляться твоим усилиям сжать ладони. Вот только после этого ты научишься управлять силой, чувствовать ее и видеть окружающую тебя силовую сферу. Она станет подчиняться тебе, как твои собственные руки, будет их продолжением.
Дорошенко внимательно слушал, запоминая каждое сказанное ему слово.
— Но силу, окружающую тебя, надо еще и подпитывать, — продолжал наставник.
— Как это подпитывать? — не понял Петр.
— Солнечным светом, утренней росой, родниковой водой, березой и дубом…
Долго еще посвящал наставник молодого неофита в то, что знал сам, пока не убедился, что том все понял и запомнил.
— А скажи Иван, — поинтересовался однажды Дорошенко, когда его учитель, закончив очередной урок, раскурил трубку и сделал несколько глубоких затяжек, — что дальше случилось с Киритином, о котором ты мне рассказывал. Ведь это он научил тебя всем этим премудростям.
— С Кирюхой-то? — переспросил Серко. — Тайна сия велика есть. Откровенно говоря, я и сам хотел бы знать, где он сейчас. Много загадок скрывал этот человек, да и человек ли….
…К изумлению Ивана, у сраженного им саблей им татарина и у двух других, которые все так же продолжали сидеть на земле, покачивая головами, в карманах халатов оказались тугие кожаные кошели, доверху набитые золотыми монетами, а, кроме того, изрядное количество драгоценных камней: алмазов, рубинов и изумрудов. Трофеями Серко поделился с Киритином. Тот вначале отказывался, но Иван убедил его взять половину.
— По большому счету, ты спас меня от верной смерти, — честно признался он.
— Ну, значит, по вашим обычаям мы квиты, — улыбнулся Киритин, — хотя я никогда не забуду, что ты спас меня. А по законам горцев жизнь спасенного принадлежит спасителю.
— А ты, горец? — поинтересовался Иван.
Тот отрицательно покачал головой.
— Нет, но я долго жил среди горских племен.
Переговариваясь, они вскоре добрались до своих. Киритин из чалмы одного из татар сделал себе тюрбан, а поверх своих лохмотьев накинул татарский халат. Серко доложил куренному атаману, что это спасенный им пленный и он будет при нем. Тот пожал плечами, мол, дело твое.
Так Киритин вместе с Серко отправился на Сечь. Иван, ближе узнав запорожцев, решил на Дон не возвращаться — обычаи Запорожья ему понравились больше. В отличие от донцов, где всеми делами вершил Круг и атаманы, у запорожцев господствовала вольница. Кошевой решал вопросы лишь общего характера, куренные атаманы отвечали за обучение казаков, заготовку провианта и фуража к зиме, но каждый казак был лично свободен и мог покинуть Сечь в любое время. Были общие неписаные законы, которых следовало придерживаться, а в остальном каждый мог поступать, как ему вздумается. Хотя для зачисления в запорожцы уже необходимо было исповедовать греческую веру, церкви и священников на Сечи еще не было.
По прибытию на Запорожье Серко без проволочек был зачислен в запорожцы, но Кирик, или Кирюха — такое прозвище Киритин получил у казаков, от этой чести уклонился. Однако, даже не будучи официально принят на Запорожье, он пользовался у казаков огромной популярностью, так как умел излечивать не только раны, но и болезни. Еще, когда казаки выступили из Кафы в обратный путь, ему удалось излечить несколько тяжело раненых в боях, спасти которых казалось невозможным, настолько серьезными были их ранения. Серко видел, как Киритин это делал и не мог придти в себя от изумления. Закрывшись в походном шатре, он просто неподвижно сидел рядом с раненым, как будто погрузившись в оцепенение. Между тем раны на теле его пациента затягивались буквально на глазах. Ко времени прибытия на Запорожье Киритин уже получил широкую известность и старые седоусые деды — знахари, которые ходили с казаками в крымский поход, отправляли к нему больных в сложных случаях, с уважением говоря:
— Ступай, сынку, к нашему «дохтуру».
Зимой, когда численность казаков на Сечи сократилась до нескольких тысяч и у Киритина стало больше свободного времени, он сказал Ивану:
— Пора, мой друг, приступать к обучению тому, что я тебе обещал тогда в Кафе. Помнишь?
— А у меня получится? — неуверенно спросил казак.
— Я покажу тебе путь к познанию, — серьезно ответил Киритин, — а уж сумеешь ли ты осилить его, зависит только от тебя. А сейчас сосредоточься и посмотри мне в глаза.
Серко посмотрел в лицо Киритина. Взгляд его жгучих черных глаз в глубоких впадинах глазниц погрузился в глаза казака. Иван почувствовал, что из этих глаз струится энергия, которая начинает переполнять его, он впал в оцепенение и пришел в себя лишь от звука слов Киритина: