Но не только приказ гетмана был тому причиной. Затаенное глубоко в его сердце желание повидаться с Оксаной Яненко пуще гетманского повеления влекло юношу в Чигирин.
– Как она там, моя голубка, моя ясочка? – непрерывно повторял он про себя. – Помнит ли еще казака, который любит ее больше жизни? Или, может, давно забыла уже?
Действительно, со дня их последней встречи прошло уже больше полугода, а ветреный характер Оксаны был ему хорошо известен. В тот их последний вечер она была веселой и игривой, все время подшучивала над ним. Когда, наконец, он решился признаться ей в любви, девушка лишь рассмеялась и, стрельнув глазками, убежала в дом. Так он и не понял тогда, как она восприняла его слова о своих чувствах. Сейчас, вспоминая Оксану, он ощущал, как теплая волна поднимается к его сердцу. Перед его глазами вставал ее образ – русая головка в обрамлении венца туго заплетенных косой волос, круглое девичье личико, сияние голубых очей, подобное блеску камешков намиста, которое он ей в тот вечер подарил первый раз в жизни. Он вспоминал ее лукавые взгляды из‑под стыдливо опущенных темных ресниц, ямочки на румяных щечках, белоснежную шею и трепетную грудь. Воспоминания будоражили воображение юноши, на его смуглых щеках выступил румянец, а большие карие глаза затуманились мечтательной дымкой.
– А вот уже и Чигирин, пан сотник! – возвратил его к действительности зычный голос Верныдуба. – Только почему‑то ворота закрыты и на валах полно народу. Что там у них происходит?
Ответ на этот вопрос они получили довольно скоро. Едва отряд приблизился на расстояние выстрела, как из‑за валов грянул нестройный ружейный залп. К счастью, пули пролетели выше и никто не был ими задет.
– Стреляют как какие‑нибудь гречкосеи, – презрительно сказал Верныдуб. – А не угостить ли и нам их каленым горохом в ответ, пан сотник?
– Нет, давай сначала разберемся, что происходит, – ответил Дорошенко, внимательно рассматривая толпящихся на валах людей. – По‑моему, это не ляхи.
Осадив коня, он отдал приказ отряду остановиться, а сам вдвоем с Верныдубом выехал вперед и продолжил двигаться к воротам.
Подъехав ближе, он крикнул:
– Эй, вы там, открывай ворота.
– А ты кто такой, чтобы командовать тут? – спросил с валов чей‑то громкий голос.
– Запорожский сотник Дорошенко, прибыл в Чигирин по приказу ясновельможного гетмана Хмельницкого, – ответил Петр.
– Что‑то не похож ты на сотника, больно молод еще, да и люди твои больше смахивают на ляхов – вон как разодеты. С каких это пор на Сечи такие кунтуши и жупаны появились? Походов на Крым и турков давно не было.
– А ну открывай ворота, вражий сын, тебе говорят, – вмешался в разговор потерявший терпение Верныдуб. – Сказано тебе, что от запорожского гетмана прибыли, а что одеты в панскую одежду, то и значит, что после битвы ее у ляхов отобрали.
– Да это же действительно наши, казаки, – раздались голоса с валов. Открывай браму, Ясько, это ж наши!
– А если нет? – упорствовал тот, кого звали Яськом. – Эй вы, двое, подъезжайте поближе. Если ты действительно Дорошенко, то тебя тут многие знают.
Но едва Дорошенко с Верныдубом тронули коней, как из‑за валов раздался чей‑то властный приказ открыть браму. Ворота распахнулись и навстречу запорожцам вылетел на белом в яблоках коне всадник. Подскакав к ним, он, не слезая с лошади, обнял Дорошенко, затем отстранил его от себя и восхищенно сказал:
– Ну, истинный гетман, прямо вылитый твой дед, царство ему небесное. Вот таким же и он был перед своим последним походом на Крым. Рад видеть тебя в добром здравии! А теперь рассказывай, как там батько Хмель?
Глаза Дорошенко радостно сверкнули, он был счастлив встретить Павла Яненко – отца Оксаны и расценил это, как хороший знак, ниспосланный судьбой. Сняв шапку, он поздоровался:
– Здравствуй, дядько Павло. А что тут у вас происходит?
– Да вот молва донесла о вашей победе над ляхами и мы тоже решили не оставаться в стороне. Весь Чигирин поднялся. Всех жидов и шляхту кого перевешали, а кого на кол посадили. Меня, как племянника ясновельможного гетмана, народ выбрал за старшего.
У Петра на языке вертелся вопрос об Оксане, но он усилием воли сдержал себя и спросил:
– А где Чаплинский? У меня приказ ясновельможного гетмана схватить его и на аркане доставить к нему.
Яненко нахмурился.
– Сбежал, проклятый дозорца еще два дня назад Не успели его перехватить. Челядь сказывала, что убежал сам‑один, только жену с собой прихватил. Хотя, говорят, она не хотела с ним ехать.
– Как же так, – заволновался Дорошенко, – получается, я не выполнил приказ гетмана. А куда Чаплинский подался – известно?
– Сказывают разное, но, скорее всего в Лубны, под защиту князя Яремы. Правда, Ярема с нашим старостой последнее время враждовали, но сейчас им всем не до распрей, когда запахло жареным.
Молодой сотник приуныл. Если Чаплинский бросился искать защиты у воеводы русского, он стал недосягаемым.
– А известно о том, где сейчас князь? – спросил он после некоторого молчания.
– Разное говорят, – ответил Яненко. Выражение его подвижного с крутым лбом и большими карими глазами лица стало сосредоточенно‑хмурым. – По слухам, он выступил из Лубен и движется на соединение с Потоцким. Если это правда, то со дня на день надо ждать его в Чигирине. Хорошо, что ты подоспел вовремя, а то самим нам против него не выстоять.
Дорошенко вздрогнул, почувствовав как холодок пробежал по его спине…
– Так и с моим отрядом нам не выстоять против Яремы, – тихо сказал он. – У меня всего тысяча человек, да и то настоящих запорожцев среди них не больше сотни. А у князя шесть – семь полных хоругвей воинов, закаленных в боях и походах.
Лицо Яненко еще больше помрачнело:
– А что делать? – пожал он широкими плечами. – Если мы оставим Чигирин, Ярема просто сожжет город дотла. А всех, кого схватит, посадит на кол.
– Дядько Павло, – сменил тему разговора юноша. – А как поживает ваша Оксана? В добром ли здоровье?
Яненко сокрушенно покачал головой:
– Пропала Оксана.
– Как пропала? – воскликнул Петр.
– Два дня уже нет ее нигде. Ума не приложу, что могло с ней случиться. Вечером того дня, когда у нас тут буча поднялась, выскочила из дома к подружке и пропала. Всех уже расспрашивал, никто ее не видел. И среди мертвых тоже не нашли.
Смуглое лицо Дорошенко стало бледно‑серым. Он почувствовал, что сердце его оборвалось и будто летит куда‑то в глубокую пропасть.
Яненко отвел взгляд в сторону и вытер мозолистой ладонью слезу скатившуюся по его щеке:
– Вот такие‑то дела с нашей Оксаной, сынок, – тихо сказал он.
Обычно основание Чигирина народная молва связывает с деятельностью старосты каневского и черкасского Евстафия Дашковича, оставившего глубокий след в истории Литовской Украйны начала ХУ1 века. Дашкович – непримиримый враг татар всю свою кипучую энергию сосредоточил на укреплении пограничных рубежей литовского государства и отражении татарских набегов. Запорожцы бережно хранили память о нем как об одном из своих первых гетманов, наряду с Предиславом Лянцкоронским и Байдой Вишневецким. Именно Дашкович одним из первых пытался сформировать из низовиков регулярное войско и широко использовал казаков в борьбе против турок и татар. Он укрепил Чигирин, воздвигнув вокруг города вал с частоколом, и опоясал его глубоким рвом, превратив тем самым это довольно заурядное местечко в передовой форпост на границе Дикого поля. Но в старых книгах сказывается, что Чигирин был основан еще за три столетия до Дашковича пятигорскими черкесами, которые ранее воздвигли и город Черкассы, ставший неофициальной столицей всего края.