Понимая, что Хмельницкий в сложившейся ситуации вынужден хитрить и идти на всякого рода компромиссы и с турками и, особенно, с татарами, Москва, в то же время, все еще не была готова к решительному шагу — присоединению Войска Запорожского к своему государству. Поэтому царское правительство продолжало придерживаться выжидательной политики и с пониманием относилось к сложному положению, в котором оказался запорожский гетман.
Основным качеством Хмельницкого, выработанным за долгие годы военной службы, являлись скрытность и осторожность. Обладая, как и все казаки, буйной натурой, он в бытность свою сотником, а позднее войсковым писарем, привык сдерживать и контролировать свой характер, не давая воли проявлению своих истинных чувств. Обладая врожденной коммуникабельностью и артистическими данными, Богдан очень часто говорил совсем не то, что думал, но заставлял окружающих верить в свою искренность. После первых побед над поляками, он на некоторое время перестал себя контролировать, проявлял высокомерие, нетерпимость и грубость, но после Зборовского мира вновь стал собранным и сдержанным в высказываниях. Своими планами он зачастую не делился даже с генеральной старшиной и с того времени в казацкой среде пошла гулять поговорка: «Никто того не знает, о чем пан гетман думает, гадает».
Так и сейчас, тщательно спланировав поход в Молдавию, Хмельницкий скрыл свой замысел даже от ближайшего окружения. Послав в июле приказ брацлавскому полковнику Нечаю навести в районе Ямполя три моста через Днестр и обеспечить их тщательную охрану, гетман одновременно отобрал из всех шестнадцати казацких полков в общей сложности шесть тысяч казаков, причем полковники были уверены, что намечается поход в Подолию. Сосредоточив этот шеститысячный конный корпус в районе Чигирина, гетман заблаговременно вызвал в ставку генерального хорунжего Петра Дорошенко, полтавского полковника Мартына Пушкаря и наказного полковника Тимофея Носача.
— Каждый из вас, — деловито сказал он, — получит командование над двумя тысячами казаков. Два дня на подготовку, затем разными дорогами скрытно выдвигаетесь к Ямполю. Там вас будет ждать Нечай. Соединившись у Ямполя, дальнейшие инструкции получите от него. Ямпольскую шляхту не обижать, никакого мародерства не допускать под страхом смерти.
Поняв, что аудиенция окончена, полковники, поклонившись Хмельницкому, покинули кабинет.
Петро за последний год заметно повзрослел и сейчас вряд ли кто узнал бы в этом представительном значном казаке того двадцатилетнего паренька, который три года назад вместе с будущим гетманом бежал на Сечь. Систематические занятия боевым гопаком закалили его тело, а в искусстве фехтования его превосходили разве что Серко и Богун. При высоком росте, великолепно развитой мускулатуре, и атлетической фигуре, он сохранил юношескую гибкость. Черты смугловатого лица приобрели твердость, а во взгляде черных магнетических глаз читалась неукротимая энергия и сильный волевой характер. После женитьбы Петр почти не встречался со своим учителем и побратимом — Иван большую часть времени выполнял какие-то тайные поручения Хмельницкого то на Запорожье, то еще где-то. Об этом не принято было говорить, но Дорошенко догадывался, что его наставник возглавляет при гетманской канцелярии нечто вроде разведки и контрразведки. В отстутствие своего гуру Петр не рисковал заниматься с кем-либо бесконтактным боем, но все же иногда, выбрав укромное местечко, заставлял себя войти в состояние транса. Постоянные занятия медитацией с течением времени развили у него способность входить в это состояние почти мгновенно.
Произошли и изменения в его казацком статусе. После Зборовского мира Хмельницкому пришлось сократить количество полков до шестнадцати, поэтому он назначил Дорошенко генеральным хорунжим, а по существу тот пока выполнял особые поручения гетмана.
Как человек, входивший в круг ближайших доверенных лиц Хмельницкого, тем более являясь старинным другом Тимофея, Петр довольно ясно представлял цели и задачи предстоящего похода к Ямполю, но ни Носачу, ни, тем более Пушкарю, об этом ничего не сказал, хорошо зная, что у гетмана повсюду «глаза и уши». Не стал он ничего говорить и Верныдубу, своему верному помощнику, с которым не расставался со времени памятных событий в Чигирине, просто отдав распоряжение заняться подготовкой к дальнему походу.
— Завтра на закате выступаем, — коротко сказал он. — При себе каждому иметь запас продовольствия и фуража на неделю. Лишнего ничего не брать.
К исходу следующего дня Дорошенко лично проверил подготовку своего отряда к походу и остался доволен. Верныдуб постарался на славу, вид у казаков был молодцеватый, снаряжение подогнано, кони сытые. На каждую пару казаков имелась вьючная лошадь, на которую было загружено два пуда овса для коней, мука, сушеная рыба, котлы для приготовления пищи, запас подков, лопаты, мотыги. На трех человек предусматривалась подменная лошадь, как пояснил Верныдуб, «на всякий случай».
Когда солнце скатилось к самому горизонту, Дорошенко вскочил на своего коня и, тронув острогами его бока, крикнул: «Гайда!». Отряд двинулся вперед, постепенно переходя с шага на рысь. За ночь по холодку прошли около сорока верст, и к утру остановились на отдых в одной из зеленых дубрав. Расседлав и стреножив коней, казаки отправили их пастись под надзором коноводов, а сами быстро перекусили сушеной рыбой и саламатой, а затем, подложив под головы седла, улеглись спать на расстеленных попонах. С наступлением сумерек поход продолжили. Дорошенко знал, что в Каменце, на границе казацкой территории стоит коронный гетман Николай Потоцкий, недавно освободившийся из татарского плена, люто ненавидевший казаков, поэтому старался соблюдать максимальную осторожность. Если бы Потоцкому стало известно о том, что войска Хмельницкого готовятся к вторжению в союзную Речи Посполитой Молдавию, он просто обязан был пресечь эту попытку, а учитывая, что от Каменца до Ямполя всего сто пятьдесят верст, ему это было нетрудно осуществить, тем более, что он располагад довольно крупными силами.
Поэтому Петр вел свой отряд, избегая крупных городов, оставил в стороне Умань, Ладыжин и Бершадь, старался передвигаться только по ночам, что было кстати, учитывая жаркое время года, и на исходе восьмых суток прибыл к Ямполю. Почти одновременно туда же подтянулись полки Носача и Пушкаря. Однако, Нечай к их удивлению никаких инструкций о дальнейших действиях не передал, предложив лишь разбить лагерь верстах в трех от Ямполя и расположиться на отдых. Обескураженные полковники возвратились к себе в недоумении, но все стало ясно на следующий день, когда к их лагерю подошел двадцатитысячный татарский чамбул во главе с Карачи — мурзой. С татарами прибыл и сам Хмельницкий.
Не теряя времени гетман выступил с краткой речью перед казаками, объяснив, что их задачей является совершение рейда к Яссам.
— В Ямполе шляхту не трогать, — особо подчеркнул он, — перейдем Днестр, мирных молдован не обижать, они такие же сиромахи[25], как и мы. Солдат молдавского господаря, если окажут сопротивление, по возможности разоружать и максимально избегать кровопролития.
Полковникам Хмельницкий отдельно объяснил, что татарский чамбул будет действовать самостоятельно:
— Карачи-мурза прикроет нас с севера и в случае чего преградит дорогу войскам Потоцкого, если он вздумает поспешить на помощь Лупулу. Конечно, татары пограбят молдован, но тут уж ничего не поделаешь.
Носач, Пушкарь и Дорошенко переглянулись между собой, отдав должное изяществу спланированной гетманом операции. Действительно, как бы коронному гетману не хотелось помочь молдавскому господарю, вряд ли он рискнет вступить в сражение с татарским воинством, учитывая, что между крымским ханом и польским королем действует соглашение о мире и взаимопомощи.
— Но и нам нельзя особенно расслабляться, — подчеркнул Хмельницкий. — Быстрота и еще раз быстрота — вот залог успеха. Нельзя допустить, чтобы Лупул удрал из Ясс. Мы должны действовать молниеносно.
Но, как известно, человек предполагает, а один лишь Бог располагает, и даже хорошо продуманным планам не всегда суждено осуществиться в точном соответствии с замыслом. На рассвете следующего дня шеститысячный казацкий корпус перешел по наведенным брацлавским полковником мостам Днестр и, захватив Сороки, неудержимой лавиной устремился к Яссам, почти не встречая сопротивления на своем пути. Однако как ни стремительны и резвы были казацкие кони, молва опережала их бег. Едва первые слухи о том, что Хмельницкий занял Сороки и появился на просторах Молдавии дошли до Ясс, Лупул, не желая испытывать судьбу, забрал семью и устремился к Сучаве, надеясь отсидеться за стенами этой мощной крепости до подхода войск Николая Потоцкого, которому написал слезное письмо о помощи. Беглый господарь напоминал коронному гетману об обязательствах Речи Посполитой по оказанию ему военной помощи, жаловался, что Хмельницкий и татары вынудили его оставить свою столицу и искать убежище на чужбине.