Кирилл подтянул Побережного к борту.
- Возьми мешок… - прохрипел Побережный. - Я сам…
Он рывком выбросил из воды свое грузное тело и лег животом и грудью на палубу. Ноги Побережного продолжали висеть за бортом, но он как будто не чувствовал этого, хватал ртом воздух, отплевываясь от воды, которой успел порядочно наглотаться.
- Давай в машину! В машину давай! - кричал из рубки старшина.
- Погоди ты! - не поднимая головы, сказал Побережный. - Дай очухаться!
Он наконец-то весь вылез на пулубу и, сняв сапоги, стал выливать из них воду.
- Кирилл! - позвал он.
Кирилл, относивший мешок в рубку, подошел. Он ожидал упреков, ругательств, чего угодно. Но Побережный ни словом не попрекнул его.
- Тащи мешок в машинное, - сказал он. - Посмотри, что там. Хорошо бы газеты. Высушим, за первый сорт сойдут. Ну а коли письма… - Побережный не договорил, махнул рукой.
Катер уходил от пирса. Некоторое время был виден Женька, увязывавший мешки, потом костер на пирсе потускнел, скрылся во мраке, и, только присмотревшись, можно было различить слабое дрожащее свечение, которое вскоре пропало совсем.
В мешке оказались газеты. Они даже не промокли, только верхние, и повеселевший Побережный тут же разложил и развесил их по всему машинному отделению.
Мотористу, явно недовольному его действиями, Побережный сказал:
- А ты, дух, молчи. Не заржавеют твои железки. Дал бы лучше чего-нибудь на зуб. Небось сам тут гонишь.
Моторист подумал и достал из аптечного ящика замасленную бутылку и стакан. Побережный зубами вынул пробку и понюхал горлышко.
- Смотри ты! - удивился он. - Казенный! А закусить у тебя не найдется?
- Рукавом закусите, - сказал моторист.
Побережный не обиделся.
- И на том спасибо, - сказал он. - Держи-ка, Кирилл.
Ночь наваливалась на океан.
Примостившись на железном ящике для инструмента, Кирилл слушал ритмичное чавканье двигателя и думал о странных вещах, происходивших в мире.
Неизвестно где, скорее всего в другом полушарии, стоял возле своей пушки китобой с белыми ресницами и бровями. Спал и видел во сне кирпич и арматуру инженер, когда-то мечтавший летать. Всматриваясь в ночную темь, стоял у штурвала бородатый старшина. Гнал собак Женька. Корпел над неисправным манометром смотритель маяка Сорокин. На куче ветоши храпел в углу нахлебавшийся воды, чуть не утонувший Побережный. И все эти люди, даже чумазый моторист, хранивший в аптечке отнюдь не медицинский спирт, были в той или иной мере причастны к его, Кирилловой, жизни. И еще к тому, что объединяло их вместе и по-научному называлось бытием и что было на самом деле чем-то безнадежно запутанным и сложным, чему Кирилл никак не мог подобрать точного определения.
8
Кириллу снился сон. Будто он сидел в классе на своей парте и списывал домашнее задание у закадычного дружка Левки Петлякова. Звонок уже прозвенел, вот-вот должна была войти Вероника Витольдовна, а Кирилл все не мог переписать упражнение. Наконец дверь открылась, но вместо Вероники Витольдовны в класс вошел Побережный. Кирилл очень удивился и под партой толкнул Левку, но тот никак на это не прореагировал. Кирилл посмотрел на других учеников и увидел, что, кроме него, никто в классе не удивился приходу Побережного, хотя все прекрасно видели, что это не Вероника Витольдовна, и знали, что она никогда не ходит в сапогах. Между тем Побережный сел за стол и раскрыл журнал. У Кирилла екнуло под ложечкой: он знал совершенно точно, что сейчас Побережный вызовет его. Близоруко щурясь и пачкая чернилами пальцы - точь-в-точь как это делала Вероника Витольдовна, - Побережный долго заполнял журнал. Потом закрыл его, отодвинул на край стола и оглядел притихший класс. «Ануфриев, - сказал он, - читайте и объясняйте нам домашнее задание». И чего никогда не случалось, Кирилл растерялся. Позабыв встать, он опять толкнул Левку, чтобы подсказывал, и забормотал что-то о временных формах французского языка. «Встаньте!» - попросил его Побережный. Но у Кирилла почему-то ноги сделались ватными. «Встань, Ануфриев!» - повторил Побережный и вдруг не выдержал и закричал: «Вставай!..»
Кирилл открыл глаза и увидел над собой щекастое лицо шефа.
- Вставай, соня, - сказал Побережный. - Трясу, трясу его, а он ни мур-мур. Царство небесное проспишь.
Кирилл блаженно улыбнулся. У него было такое ощущение, будто он прокатился на «машине времени». И пока он плескался под рукомойником, это ощущение не оставляло его, радостно и щемяще перехватывая дыхание.