Глава 2
В следующие пол часа на нашем посту не происходило ничего интересного, тем не менее, мы обе были все время заняты. Во-первых, мы забаррикодировались. Если проход на стену мы закрывать не стали, из двух зол мы выбрали меньшее и оттащили тяжелые скамейки к проходу в корридор, который заканчивался лесницей вниз. Мы не смогли его полностью закрыть, но нагроможденная мебель будет примерно по пояс любому входящему. К тому же, если нам и придется бежать, мы обе выбрали бы путь через стену. Да, придется прыгать, но это меньшее зло, чем быть прижатыми к закрытым воротам. Прыжок с такой высаты был бы куда менее вероятным летальным исходом, тем более, что бег змейкой от стрел - это то, чему нас учили с детства. Если бы парочка и попала, я сейчас опираюсь на свои представления самого ужасного из возможных раскладов, то из такой передряги я бы выбралась живой. Хотя яд и мог бы меня ослабить, но убивать он будет меня дольше, чем обычного человека. А эти жлобы наверняка поскупятся на что-то действительно способное завалить орка. Если, конечно, на стене не будет какого-нибудь легендарного стрелка, способного за два киллометра попасть в муху, но такие у нас издавно не водятся. Но про магов мы думали то же самое.
Однако пока нас не пытались взять приступом, а на стене никого не было, мы осторожно следили за ситуацией с двух постов, я через окно, а моя невольная союзница через проход на стену, сразу же после того, как совершили второе важное дело. А именно мы связали трех стражников предварительно ощупав их на наличие скрытого оружие, при обноружении последнего, оно изымалось в пользу голодающих орков. И не важно, что мы не голодаем, будем считать, что это компинсация за поедание скверных на вкус дорожных лепешек.
Кстати об этом, если все пройдет гладко, уже днем мы сможем поесть вкусную горячую человеческую еду, а не ту пересоленую дрянь, что оркессы называют похлебкой. Порой меня начинает занимать мысль, а не является ли это варево некоторым испытанием для войнов, призанным поддерживать традицию непритязательности боевых кланов. Но потом я вспоминаю о том, что почти все оркессы отвратительно готовят, и начинаю склоняться к мысли, что они взаправду считают эту еду нормальной. Я, например, все же привыкла к чему-то более съедобному, сначала меня разбаловала моя мать, а после переезда в собственный дом, я осознала, что могу готовить ничуть не хуже, если не лучше. Тем не менее, у бабушки я с трудом могла съесть пол миски еды ее приготовления. Она на это сильно обижалась, я же, в свою очередь, ничего не могла поделать со своим организмом. Походы же длились не больше пары недель, а две недели можно прожить на любой еде. И все же я не могла не радоваться, предвкушая праздник живота.
Я стояла около окна и смотрела на то, что творилось внизу, на крыши и на восход солнца. Я смотрела, как медленно лучик за лучиком оно выглядывало из-за диаметрально противоположной оборонительной стены и окрашивает цвет множеством ярких красок. Ночью все сливается в один цвет, тогда как день - это разнообразие всех существующих оттенков. Мне не нравятся людские города бедностью красок, даже днем они серые, словно грязь, скучные, словно пыль, и одинаковые, что два соседних холма, разве что размер и высота разные, как и здесь. А в остальном, чем тут восхищаться?
Вот люди да, могут быть и интересные, и умные, и знающие, но, по мне, большая их часть груба и глупа. Они живут в своем маленьком мирке между четырех каменных стен, в которых прячутся, как в кургане, не видят восходов и рассветов, не любуются звездами, пьянствуют от скуки, заводят семьи и называют это жизнью. Мне жалко людей, ведь их Мать природа обделила выносливостью и силой, а некоторых еще и умственными способностями. Они чванливы, горды и мнят себя величайшими созданиями прородительницы, занимая большую часть территорий и превосходя остальные народы по численности. Но им не сравниться с большинством из малых народов в военных дисциплинах. Только числом и побеждают. Если бы среди них не была такая высокая рождаемость магов, то их ряды значительно обезлюдели.