Принесли их к теремному крыльцу и бросили вместе с ладьей в яму.
Вышла Ольга. Народ расступился, пропуская княгиню. Склонившись над ямой, спросила громко, перекрывая стоны:
— Хороша ли вам честь? — Обернулась к народу, не дожидаясь из ямы ответа: — Засыпьте и сравняйте это место. А Свенельду приказала: — Свенельд, бери малую дружину, иди к древлянам и передай мои слова: «Если вправду меня просите, то пришлите лучших мужей, чтобы с великой честью пойти за вашего князя, иначе не пустят меня киевские люди.»
Пропало видение, очнулся Владимир. Мерцает плошка, тяжело шагает вдоль стен Святослав, читает по книге Арефа:
— «…избрали лучших мужей из древлянской земли и прислали за ней…»
— Мне страшно! — вырвалось у отрока. Святослав остановился напротив Арефы, приблизил к чернецу гневное лицо:
— Не помню такого… не мог я такого забыть! Врешь ты, чернец!
Арефа встретил гневный взгляд князя спокойно:
— Не разумеют те, кто ходят во тьме, и не ведают славы господней… огрубели сердца их, с трудом уши их слышат, а очи видят… Читать дальше?
Князь сдержал гнев:
— Читай, не страшись! Ежели хоть одно слово неправды будет изречено…
Князь искал и не находил ту меру наказания за неправду, что хотел пообещать чернецу. И снова чернеца не смутили его угрозы:
— «Потому что звал вас и не послушались меня, направил слова и не внимали мне, но отвергли мои советы и обличений моих не приняли…»
— Читай!
— «Когда же древляне пришли…»
Снова видение окутало Владимира.-
Идут на княжеский двор древлянские мужи, самые достойные. Встречает их Ольга словами:
— Гости добрые пришли! Гостюшки дорогие… Только не гоже с дороги за княжеский стол. Истопила вам баню по-белому, сама дров наколола, сама воды наносила, сама веники по весне резала. Правда, для мужа еще. для Игоря-князя… оно и к лучшему — попаритесь, похлещетесь княжеским веником…
Подвели их к бане.
— Вымывшись, придите ко мне.
Вошли довольные древлянские мужи в баню, все пятеро.
Затворила за ними княгиня двери, подперла дубовым брусом. Подала знак — ей принесли факел. Подожгла княгиня баню со всех четырех углов.
— Довольно! — оборвал крик Святослава страшное видение.
В неверном свете плошки было видно, как дрожат руки чернеца на дубовой столешнице.
Святослав был страшен:
— Пошто гневишь своего бога?! Пошто поклеп возводишь на мать мою, или не она тебя обласкала на чужой земле, грек?! Такая твоя христианская вера, значит? Такая благодарность?! — Он обернулся к сыну: — Выйди, Владимир! Я говорю с этим монахом…
— Не выйду, — еле слышно ответил отрок. — Княгиня — моя бабка. Я хочу знать правду.
Столько было твердости в детском голосе, что матерый князь опешил, не знал, как поступить.
— Добро, оставайся… Вижу сокола по лету… — И добавил, погодя, с усмешкой: — Полюбят тебя новгородцы, полюбят… И без моего меча полюбят.
Мальчик зарделся, хотел, видно, сказать что-то дерзкое, но сдержался. Отец заметил его порыв и похвалил:
— Молодец. Умеешь держать себя в узде. Хорошим наездником будешь. — И повернулся к чернецу: — Что там еще написано?
— «И послала к древлянам со словами: «Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие у того города, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и сотворю тризну по своем муже.» И пришла к могиле мужа своего и оплакала его. И повелела людям своим насыпать великую могилу, и, когда насыпали, приказала совершать тризну. После этого сели древляне пить, и приказала Ольга отрокам своим прислуживать им. И сказали древляне Ольге: «Где дружина наша, которую послали за Собой?». Она же ответила: «Идут за мною с дружиной мужа моего.» И когда опьянели древляне, велела отрокам своим пить за их честь, а сама отошла прочь и приказала рубить древлян, и иссекли их пять тысяч. А Ольга вернулась в Киев и собрала дружину».
Арефа умолк. Потом заговорил. Уже не читал по писаному, а обращался к князю от себя:
— Еще тут описано одно страшное деяние княгини. Как она, взяв дань с города Искоростеня голубями и воробьями с каждого двора, привязала каждой птице к ноге горящий трут и пустила на город. Как птицы вернулись под свои стрехи и сожгли город дотла… за то, что жители Искоростеня убили Игоря. И нельзя было погасить, ибо горело все сразу: голубятни, клети, сараи, сеновалы, дома и бани.
У князя кровь отлила от лица.
— Много неправды сотворила твоя рука, монах… Но зачем? Что тебе княгиня худого сделала? Ответь! Ибо все — неправда. И я тому свидетель.