"Матвею стоило взять меня с собой, — обиженно подумала Маара. — Что там может случиться? Жрицы и жрецы переругаются между собой? Как будто бы в прошлый раз было иначе… Наверняка он просто обиделся, что я вчера подожгла его плащ. Хотя нет… Он вроде сказал, что ничего страшного. Может быть, дело в том небольшом ветерке? Так Мартин успел всё остановить… Я даже ни одного шатра не снесла…” Девочка нахмурилась, с чего же Матвей так взъелся? Из всех вариантов самым реалистичным казался страх наставника, что Маара сотворит что-то не то на острове. “Сказал бы… — обиженно подумала девочка. — Я бы просто день не колдовала, и всё. Сидела бы тише воды, ниже травы…” Конечно, возможно, что причиной стала Мейнрад. Маара так и не рассказала наставнику, что сталкивалась с ней и даже получила от неё шкатулку. С другой стороны, Матвей же ничего не знал, так с чего ему злиться?
Девочка коснулась кулона, спрятанного под платьем. Небольшую подвеску в форме вытянутой восьмёрки она носила, не снимая. Маара часами искала, что это такое. Но пока что ей не удалось обнаружить в библиотеке ничего хоть немного похожего. В конце концов, девочка решила, что, скорее всего, это не артефакт, а просто украшение. А значит, его можно спокойно носить, главное — не показывать Матвею. Не то он спросит, откуда взялся кулон, и придётся врать, будто бы Маара случайно нашла его в лесу, недалеко от главной дороги. Конечно, за такое ей устроят хорошую выволочку, но зато Матвей не узнает ни про Мейнрад, ни про шкатулки. В общем, положение казалось Мааре безвыходным, и она со свойственным ей простодушием решила, что если никто ничего не узнает, то никто не расстроится.
Руководствуясь этим принципом, колдунья продолжала осторожно штудировать книги и свитки, ища крупицы информации о Мейнрад и её шкатулках. К сожалению, за месяцы поисков Маара не нашла почти ничего. Иронично, но больше всего про Мейнрад рассказал сам Матвей. Жаль, что больше он эту тему не поднимал. А сама Маара слишком не хотела получить наказание, чтобы спрашивать. Приходилось довольствоваться знаниями библиотеки. За последние месяцы Маара даже начала получать странное удовольствие от чтения. Больше оно не казалось ей скучным и нудным. Иногда на пыльных страницах девочка находила столько информации, что поражалась, как это она раньше не обратила внимания на этот кладезь знаний. К сожалению, в большинстве книг не упоминались никакие лесные жительницы. В тех же редких томах, где про них писали, рассказывали о всех, кроме Мейнрад. Шкатулки, разумеется, тоже нигде не мелькали, хотя порой Маара думала, что они даже интересней той, кто их подарила.
Белые руны, покрывающие поверхность шкатулок, напоминали магический язык, но всё-таки отличались от него. Маара ещё в первый раз решила, что это мёртвое наречие, но подтверждений она так и не нашла. К её разочарованию, в библиотеке милитарианцев не сохранилось ни одного достаточно большого примера текста на этом древнем языке. А те небольшие куски, что всё-таки удалось отыскать, совершенно не походили на руны на шкатулках. Тем не менее, девочка не сомневалась, что эти странные символы имеют какое-то особое значение, разгадав которое, можно будет понять саму суть подарка.
Единственное, до чего додумалась девочка — шкатулки сделали ещё до Эпохи Алмаза. Именно короли Лансы привели мир к единому языку, буллу об этом издал король Артур Великолепный в начале Эпохи Алмазов, но ещё при Лаурено Первом, то есть больше чем за пятьсот лет до, в подвластных землях стал вводиться дрейкский язык. С политической точки зрения предприятие оказалось выгодным. После введение общих законов, валюты и языка отношения между подвластными государствами и Дрейком значительно упростились. С другой стороны, для потомков это стало непреодолимой преградой. Практически все древние тексты, которых и без того существовало слишком мало, уничтожили. Разумеется, предварительно их переписали, но разве переводы могут сравниться с оригиналами?
Ещё Мааре не давала покоя эта дурацкая загадка! Кровавые рабы обожают воевать. Колдунья так и не нашла ответа. А Мейнрад, между тем, и не думала успокаиваться. Каждую ночь она приходила во сны девочки и без конца повторяла эти слова. Дошло до того, что милитарианка перестала спать. Ей стало попросту страшно, что от таких снов она сойдёт с ума. Сначала это помогло. А потом она одним взмахом руки разломила пополам сосну. Пришлось попросить снотворное. Но и оно помогало лишь несколько декад. После Мейнрад вернулась и уже больше никуда не пропадала.