— Ты станешь моим наставником? — один удар сердца, второй, третий.
Мейнрад посмотрела на девочку немного печальным взглядом чёрных глаз. Она взяла руку колдуньи в свою и сжала её. Ощутив бархатную ткань и чугунные ногти, колдунья вздрогнула.
— Ты точно хочешь этого?
— Точно, — наваждение отступило прочь, теперь Маара видела всё, как оно есть.
Лесное озеро блестело, слабые волны одна за другой накатывались на берег, уничтожая следы друг друга. Также происходило с магами. Они рождались и умирали. Великие и бесславные, могущественные и слабые. Они шли друг за другом, уничтожая память о самих себе. С каждым новорождённым умирало одно воспоминание. Но Мейнрад жила по другим правилам. Она существовала вне законов времени. Новые поколения не уничтожали её, лишь придавали сил. Неожиданно Маара поняла, что именно это ей и нужно. Этот сложный, извилистый путь, что упростит всё.
Тут же Маара стала необычайно серьёзной. Пусть и неосознанно, но к этому моменту юная колдунья приготовилась уже очень давно. Такова воля богов, таково провидение, она исполнит это, несмотря ни на что.
— Ваше Высочество, — громко и твёрдо объявила Мейнрад. — Я принимаю Вас в свои ученицы.
По телу девочки пробежала молния — страшная, древняя сила. На неё откликнулось всё естество колдуньи. Именно этого она ждала, именно это искала. Маара поняла, только что она сделала шаг в свою вечность.
Глава 47 “Спасая себя”
“Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные лозы.”
— М. А. Булгаков, "Мастер и Маргарита"
— Миранда!
— Эсма… Сейчас не до тебя!
Верховная жрица Милитарьи раздраженно махнула рукой и решительно зашагала вперёд, не обращая внимания на колдунью. Матвей извиняющимся тоном произнёс:
— Прости. Миранда в ярости. После того, как Эрика…
— Я понимаю, — прервала его женщина. — Но я должна ей сказать… Пусть она будет там осторожна.
Маг понимающе кивнул. А стоящая рядом с ним милитарианка нахмурилась и спросила:
— Это угроза?
— Предупреждение… Эрика точно что-то планирует. И это что-то не очень хорошее, — Эсма выразительно взглянула на возлюбленного.
— Эрике бы сейчас подумать о другом, — заметила колдунья. — Приказать убить Манорока и Роталлеба! Даже Верховной жрице это не сойдёт с рук.
— Видите! Ей нечего терять. Она пойдёт теперь на всё.
— Не бывает такого, чтобы нечего было терять, — Матвей взял ладонь эрбианки и слегка сжал её. — Для Эрики — это жизнь.
Милитарианка громко фыркнула и отправилась догонять Миранду. Оставшись наедине, маг и колдунья замолчали. Эсма пыталась собрать все разрозненные мысли воедино. Жизненно важно, чтобы Матвей поверил ей. Эрика что-то задумала. Она не позвала Эсму на совет. Мельком велела готовиться к консилиуму, а на вопрос, не нужна ли какая-то помощь, просто отмахнулась. И самое главное, в тот же день, когда Элиот доложил о смерти Короля и Воина, Эрика отравила на остров Свободы Эсмеральду и Эмму. Обратно они так и не вернулись.
Конечно, всё это поддавалось разумному объяснению, но Эсма чувствовала надвигающуюся беду. Как же ей хотелось сказать обо всём Матвею. Чтобы из его глаз пропали и беспокойство, и недоверие, чтобы он предупредил Миранду! Чтобы ничего не случилось! Но эрбианка не имела права предавать свою жрицу даже таким образом.
Наконец Эсма посмотрела Матвею прямо в глаза:
— Какое животное опаснее: то, что чувствует себя в безопасности, или то, что загнано в угол?
— Мне пора… — мужчина тяжело вздохнул. — Но я тебя услышал.
Как же хотелось этому поверить… От бессилия Эсма лишь плотнее сжала губы. Матвей ободряюще улыбнулся и, поцеловав тыльную сторону ладони женщины, поспешил к колизею.
Смотря ему вслед, колдунья нервно закусила губу. Её сердце сжималось от предчувствия скорой беды. Услышал-то услышал, но понял ли?
Когда Матвей догнал Миранду, та обернулась и спросила:
— Что она хотела?
— Сказала, что ты должна быть осторожной. Что Эрика может что-то планировать, чтобы избежать наказания.
— Как скрыть хаос? — жрица недобро усмехнулась. — Устроить ещё больший хаос. Это в духе эрбианцев.
Женщина закрыла глаза и тяжело вздохнула. Сейчас её съедала ярость, совершенно неподходящее чувство для предстоящего консилиума.
— Спроси меня через десять лет, что я об этом думаю, — сказала она Матвею.
Тот лишь грустно вздохнул и развёл руками:
— Спрошу, если доживу.