Мы затопим в доме печь, в доме печь,
мы гитару позовем со стены.
Всё, что было, мы не будем беречь,
ведь за нами все мосты сожжены.
Все мосты, все перекрестки дорог,
все прошептанные клятвы в ночи…
Каждый предал всё, что мог, всё, что мог,
мы немножечко о том помолчим…
Неодобрительно покачав головой, я поставил поднос на столик, закрыл распахнутое настеж окно, сквозь которое дождь заливал подоконник и пол, поворошил поленья в камине.
Насмешливо покосившись на меня, король продолжал:
… И войдет слуга с оплывшей свечой,
ставни скрипнут на ветру, на ветру…
Ах, как я тебя люблю горячо,
годы это не сотрут, не сотрут…
Видно, прожитое прожито зря…
Но не в этом, понимаешь ли, соль.
Видишь — падают дожди октября,
видишь — старый дом стоит средь лесов.
— Ваше величество! — не выдержал я. — А давайте я принесу из погреба бутылочку вина и сделаю вам горячий глинтвейн? Я тут прикупил, по случаю, отличное вино… Чудо что за вино! А?..
— Ты же не одобрял, когда я пил?
— Мало ли что я не одобрял… Если меня слушать, так надо праведней отца Патрика быть… А вино и впрямь отменное…
— Не надо, Иуда. Я дал ей слово, что больше не буду пить.
Я неловко переступил с ноги на ногу и все же осмелился осторожно напомнить:
— Ваше величество, леди Гайя умерла…
— Но я-то жив…
— Ну, тогда…. Может, на ужин приготовить что-нибудь особенно изысканное? Чего ваша душа желает?
— Душа? — переспросил он. — Душа… Готовь, что хочешь, Иуда. Я — послушный мальчик, я все съем.
— Послушайте, но нельзя же так! — вскричал я. — Вы здесь, как в склепе, себя заживо похоронили! На улице…
— На улице — дождь, — пожал он плечами, — тот же самый дождь. И те же самые люди. Они так же едят, так же пьют, так же смотрят на огонь… Кто-то из них еще мечтает, любит, надеется… но и это пройдет…
— Вам надо как-то развеяться!
— Да? А от чего? От жизни? От памяти? Ладно, Иуда, не забивай себе этим голову, ступай…
— Ваше величество, — вкрадчиво приступил я к исполнению давно задуманного плана, — я тут наводил порядок, и нашел в сундуках одну интереснейшую рукопись о сказочных похождениях восточного императора Гаруна аль Рашида…
— Я читал.
— Да? Тогда, должно быть, вы вспомните о его приключениях, когда они с визирем переодевались бедняками и неузнанными странствовали по своим владениям, выявляя ошибки своих управляющих и наблюдая за истинным положением дел в государстве.
— Меня давно не интересуют государственные дела, Иуда, — сказал король. — Я сделал для Аввалона все, что мог, а мелкие огрехи, подлости, лень и стяжательство на местах меня мало заботят. Пусть учатся обходиться сами.
— Но вы не выходили из этого замка уже больше трех лет!
— Да? Как летит время…
— Ну, вот что! — я подбежал к стоящим вдоль стены сундукам с королевской рухлядью и принялся выбрасывать из них одежду. — Вы можете меня казнить, сир, но сегодня я вытащу вас из замка! Нет, это не подойдет… Ага, вот это… Это… и это… Вам надо развеяться! Вы здесь скоро с ума сойдете! Зачем Аввалону сумасшедший король?! Я с вами в одном замке спать буду бояться! Придушите ненароком, или загрызете… Казнить там, голову срубить, или четвертовать — еще куда ни шло, но чтоб вы с выпученными глазами и капающей слюной за мной по замку гонялись — увольте!.. И вот этот плащ… На улице дождь — как раз уместно будет, и нас никто не опознает. Вы сойдете за знатного, но бедного сеньора, а я… а я слугой при вас. Мне эта роль немного знакома. Одевайтесь, ваше величество!
К вечеру мы добрались до одного из небольших городков на побережье острова. По пути заезжали в села, останавливались поболтать с работающими в полях крестьянами. Ничего интересного, но от пребывания на свежем воздухе у его величества хоть румянец на щеках появился, и глаза из равнодушных стали почти прежними — ироничными, внимательными, любопытными. От долгой поездки разыгрался аппетит, и приметив более или менее приличный постоялый двор, я предложил королю перекусить и заночевать здесь. Мы доверили коней слуге и прошли в трактир. С трудом найдя свободное место (можно было подумать, что по окончании рабочего дня все мужское население города ринулось сюда, не желая коротать вечер с любимыми женами), заказали трактирщику обед.
Публика здесь собралась разномастная — крестьяне, ремесленники, торговцы и чиновники, но одеты все были добротно, заказы делали не скупясь, на что я и поспешил обратить внимание короля.
— Да, это типичные бюргеры, — с какой-то странной интонацией согласился сир. — Что ж, во всяком случае, на Аввалоне голодающих я не видел…