Внезапно всё исчезло. Место яркого сияния заняла беспроглядная тьма. Пространство было переполнено чернотой и безмолвием. От чувства безвременья и неспособности видеть в душе ледяной тенью поднялось беспокойство. Страх неизвестного, гонимый и отрицаемый, но знакомый любому существу, обладающему душой. Сердце поддаётся этому страху, словно коррозии, и разрушается изнутри, выжженное безмолвным ужасом. Гаснет и бежит, охваченная отчаянием, извращённая и осквернённая неизгоняемым духом тьмы душа. Но секунду спустя страх отступил - будто отдёрнутый занавес. И нежное тепло наполнило всё тело Тиррими. Светлячок, затаив дыхание, медленно открыла глаза.
Среди замшелых скал, купающихся в волнах клубящихся туманов, возносил к бездонным небесам золотой купол дворец. Безумно сплетённые ветви вековых деревьев были сводами. Кроны цвели, но увядали. Белоснежные цветы яркими звёздочками горели в короне из осеннего золота. Серебристые, полупрозрачные стволы опутаны тонкими золотыми цепями. Ветер перебирал их сверкающие занавесы, заставляя каждую отзываться лёгким, едва слышным звоном. И в такт звону вздрагивали и гудели деревья, медленно мерцая и роняя листья. Тиррими замерла в восхищении, ощущая каждой частичкой собственного тела нежное прикосновение влажного, тёплого воздуха. Словно чьи-то мягкие ладони коснулись её, обняли. Вздрогнули ветви одного из деревьев, зазвенели цепи. С дерева спускалось на землю существо.
Это была пантера цвета полночи, с глазами цвета самого синего льда. Она двигалась незаметно и легко, как туман. Мягко спрыгнув с нижней ветви, она на миг распахнула чёрные крылья, словно сбрызнутые крошечными капельками флуоресцентной краски. Неспешно, шаг за шагом, пантера подошла к застывшей Тиррими. Подошла и тоже замерла, глядя на Светлячка.
Тиррими взглянула в огромные, живые глаза, и утонула в их бесконечной синеве. И глубокий, гудящий, порождающий множество оттенков колышущегося эха Голос произнёс:
- Да скроют лунные тени следы твои, Светлячок. Услышь мои слова и внемли мудрости. Я та, которую вы именуете Богиней Девятой Ночи. Да запомнят ветра твои шаги под сводами моего дворца.
Тиррими не могла произнести ни слова. Ей казалось, что этот голос прошёл сквозь неё, и Богиня говорит её устами. А всепоглощающий, вездесущий, вечный Голос Богини звучал в её сердце, отражаясь во всём её естестве:
- Запомни эти слова, запомни хорошо, ибо в них заключена твоя судьба и твоё служение мне. Все капли дождя падают с небес единственными в своём роде, но все воды едины в своём естестве и проистекают из одного начала. Все ветра и огни единственны, и начало каждого из них одно. Но и огонь, и вода, и ветер - все они так же одна суть, а не отдельные явления. И суждено лунному блику объединить разлучённые стихии и восстановить Свод Трёх Престолов. Внемли же, Алкаара Тиррими, и прими в душу свою знание, дарованное мной. В нужный час - ты поймёшь всё сказанное.
Тиррими ощутила лёгкий порыв тёплого ветра, он дохнул ей в лицо, прошёл всю её душу насквозь. Словно сдвинулось что-то в ней, и покой мягким одеялом укутал взволнованное сердце. И взглянув ещё раз в бездонные глаза Матери Кошек, она поняла это чувство. Это было всепоглощающее, почти безумное доверие и любовь, роднее и теплее всей прошлой любви. Как будто всё ранее произошедшее есть, но не с ней - она уже не помнит, и теперь прошлое не существует вовсе. Словно бездонную чашу, в которой танцевали души теней, наполнили туманом и лунным светом. И нет ни страха, ни боли - всё раскололось и рассыпалось, будто стена изо льда, обрушилось водопадом осколков. И растаяло, оставив лишь свет, свободный и чистый. И снова взглянув в глаза Матери Кошек, Тиррими позволила этой томной глубине окутать её. И душа её отправилась блуждать по дремотным тропам неизвестных лесов, окружённая духами снов беспечных мотыльков.
Воздух был холоден и груб. С каждым вдохом всё отчётливее становилась боль, впивавшаяся в тело хором ледяных игл. Жёсткая трава неприятно впивалась в ладони. Тиррими с трудом разлепила веки и заглянула в бледное око рассвета. Солнце было тусклым, а свет его - мёртв. После живого золота того странного дворца эта заря была зыбкой иллюзией искажённого воспоминания, будто кто-то не смог вспомнить настоящего солнца. И это светило - лишь опустошённая оболочка, которую создатель не сумел заполнить душой и надеждой. Но лучи больно кусались, словно обиженные и озлобленные. Почему ты нас не оживил? Как посмел ты дать жизнь и надежду всему что живо, а мы остались мертвы? Почему живы и счастливы вы - слабые и презренные существа, когда нам чужды все ваши чувства и нужды, и нет у нас души? За что не даны нам живые счастье и страдание, за что лишили нас голоса живого? И от злой мольбы этих лучей больно было сердцу, и блики жгли сильней. Было страшно слушать их бормотание, и непонятно видеть мир. Неужели такой была задумана эта земля? Разве должна быть в пении луны - печаль, в голосе ручьёв - страх, а в облике солнца - зависть и злоба? И почему именно сейчас она это поняла и испугалась этой пустоты? Зачем?