На лице разбойника ничего не дрогнуло. Взгляд оставался пустым и равнодушным.
— Я думал, вы любили ее. А, выходит, она отдает за вас жизнь зря. Мне жаль тратить на вас сук, на котором придется болтаться ей, мессир.
— Merda! Проклятый Петрунель! — выкрикнул Мишель. — Я никогда ее не любил. Уважал и считал своим долгом помочь. А жизнь свою она отдает за вас, настоящего, которого не смогла забыть. Потому что тот, в кого вы превратились, пусть и не по своей воле, не смог оценить ее так, как она того достойна. Жалкий глупец!
— Довольно, мессир, — лицо Якула оставалось бесстрастным. Он открыл дверь его темницы и вынул кинжал. — Этой ночью она говорила о том, как сладки ваши поцелуи. И просила ваш мертвый рот. Ваша ведьма недолго будет ждать вас.
— Да какая из нее ведьма… — пробормотал Мишель, поднимаясь по гладким ступеням, снова и снова посылая Маглора Форжерона ко всем чертям за то, что он перенес сюда Мари.
Едва смолкли их шаги, Мари выбежала из своего убежища.
— Дядя Маг! — крикнула она. — Дядя Маг!
— Здесь я, здесь, — отозвалась черепашка, и голос ее был полон слез. — Какая драма, моя дорогая! Куда там Шекспиру!
— Дядя Маг, сколько у нас времени?
— Не знаю. Обычно через полчаса после ухода он возвращается.
Это значило, что она не имеет права ни ошибиться, ни замешкаться. У нее всего одна попытка и несколько минут.
— Черт! — рявкнула королева. — Где комната Скриба?
— Наверху, — черепашка Маглор Форжерон подняла глаза к потолку. — На самом верхнем уровне замка.
Мари только кивнула, подхватила на руки черепаху и бросилась бежать — какое счастье, что она в джинсах и кроссовках!
XXXV
Февраль 1188 года по трезмонскому летоисчислению, Ястребиная гора
Начавшийся рассвет застал Катрин судорожно рыскающей по сундукам. Она искала платье. Зеленое платье висельницы. Вот и оно пригодилось. Маркиза усмехнулась, обнаружив его, наконец, в очередном сундуке. Переоделась, аккуратно завязав шнуровки и расправив каждую складку, заплела в косы ленты и теперь спокойно и без сожалений ожидала свою последнюю минуту.
Ее не заставили долго ждать. Вскоре дверь отворилась, и в покои вошел цыган. Он казался растерянным. И даже смуглое лицо его, кажется, побледнело.
— Доброе утро, Ваша Светлость, — сказал он и тут же осекся. Какое же оно доброе?
Когда в это распроклятое утро он, почти уже привычно, поднялся на смотровую площадку башни, Якул лежал на камнях и смотрел в небо. Белый снег кружил в воздухе и ложился на его черную одежду. Увидев его, Шаню испугался — да жив ли он? Но Якул поднялся, посмотрел на него осмысленным взглядом и сказал: «Солнце встало, Шаню».
«Верно, Якул! — отвечал цыган и тут же произнес в надежде, что предводитель уже успел успокоиться: — Там рыцари уж выбрали следующего…»
«Ты, верно, забыл, Шаню, — усмехнулся Якул. — Сегодня черед маркизы».
«Тогда сам и веди ее на помост!»
Якул сжал зубы так, что заходили желваки, и сказал тихо:
«Нет, цыган. Сам веди ее. Ни к чему менять распорядок ради маркизы. Я иду за пленником. А ты ведешь висельника. Все, как всегда».
Все, как всегда — так дорогой повторял себе Шаню. А теперь смотрел на маркизу и думал: черта с два, как всегда! Совсем Якул обезумел!
— Вы платье надели, — озадаченно сказал он. — У нас в исподнем обычно… Так всегда делают.
Маркиза де Конфьян посмотрела на цыгана долгим взглядом.
— Я никогда не делаю так, как обычно, — заявила она и сузила глаза. — Впрочем, ты можешь попробовать его снять…
— Делать мне, что ли, нечего, Ваша Светлость? — отмахнулся Шаню. И тут же достал из-за пазухи флягу: — Никталь передала вам. Велела выпить. Вы не почувствуете ничего. И страха не будет.
— Поблагодари ее, — Катрин отвела его руку и пошла к выходу из комнаты.
Цыган бросился следом за ней и, нагнав уже на лестнице, проворчал:
— Да куда ж вы торопитесь? У меня поджилки трясутся, а вы спешите.
— Стоит ли время терять, цыган? — улыбнулась маркиза, обернувшись.
Шаню только покачал головой. Подумал да и хлебнул из фляги, что дала ему Никталь.
— Уж туда-то вы точно всегда успеете, — мрачно сказал он и хлебнул еще раз.
Катрин пожала плечами и вышла на двор. Зябко поежившись, она глянула туда, где всегда стоял Серж. Он и теперь был там, у стены. Рядом, как и накануне, оказался король Мишель, глядящий себе под ноги.
Маркизе оставалось несколько мгновений, и думала она лишь об одном: она была счастлива. Пусть недолго. И пусть ее счастье было жестоко разрушено. Но оно было. И если теперь она должна за него заплатить, то сделает это с легким сердцем.