И там она стала его женой еще до наступления заката.
Воспоминания наслаивались одно на другое, превращаясь в жизнь, превращаясь в свет, возрождая к жизни его самого. Рождение сыновей… Материнская брошь с розой… поездка на Инцитате, когда он до конца уверовал в истинность ее любви… Он знал, что снова может дышать. Он знал, что переступил черту, отделявшую белое от черного. И вернулся в мир живых — к ней.
В этот момент раздался треск подпор. Разбойники работали топорами.
Серж де Конфьян вздрогнул, приходя в себя. Катрин… Катрин! Катрин!
Он пытался кричать, чтобы прекратили рубить веревки, но из него не вырывалось ни звука.
Он пытался бежать к ней, чтобы снять ее с помоста. Но ноги были будто прикованы к этой проклятой земле.
Катрин!
Если бы мог он вгрызаться в землю — вгрызался бы.
Если бы он мог взмыть в воздух — взмыл бы.
Но вместо этого стоял и смотрел на происходящее спокойно, неподвижно. Только взгляд метался пойманной птицей. Но Катрин не видела этого взгляда. И никогда не увидит. И через какое-то мгновение все оборвется.
Подпоры рухнули.
Его сердце остановилось. Жар ладоней сменился холодом. И он молился о том, чтобы сердце не вздумало возобновлять свой ход. Пусть бы молчало. Отныне и навсегда. Потому что жить без нее он не станет.
Ее тело на мгновение повисло в воздухе. И он сам начал задыхаться. Пусть только хрустнут позвонки. Пусть только не от удушья. Пусть ангелы заберут ее на небо. Пусть ей больше никогда не будет больно. Пусть больно будет только ему.
И вдруг страшный треск зазвучал под небом вместе с криком воронья, взметнувшегося куда-то испуганной стаей. Сук многовекового дерева рухнул вместе с телом повешенной на нем женщины.
— Катрин!!! — раздался над горами его крик.
И, словно освободившись, маркиз де Конфьян бросился вперед, к бревнам разрушенного помоста, где под огромным суком была погребена его собственная жизнь.
XXXVI
30 декабря 2015 года, Париж
Картинки в телевизоре изменялись каждую секунду, издавая булькающие звуки, — принц Мишель сосредоточенно нажимал кнопки пульта. Маркиз Серж не менее сосредоточенно разглядывал елку, установленную на тумбочке. Он подходил к ней то слева, то справа, предпринимая безуспешные попытки дотянуться до гирлянды, подмигивающей ему разноцветными лампочками. Поль с дивана наблюдал за потугами мелкого трубадура, медленно покачивая Клода, норовящего захныкать, и вяло размышляя о том, какого дьявола елка, которую нарядила Лиз, белого цвета. Поседела она, что ли?
— Вот и я могу в скором времени поседеть, если к нам еще кто-нибудь припрется, — мрачно сообщил Поль Клоду и вздрогнул, услышав звонок.
С рыжим маркизом на руках он поплелся в коридор и распахнул дверь.
На пороге стоял высокий почтенный господин в летах, с убеленными благородной сединой висками и сердито сопевший носом.
— Поль предположительно Бабенберг? — сухо осведомился он.
— А вы предположительно кто? — поинтересовался Поль.
— Я определенно отец женщины, с которой вы живете, — заявил он, решительно проходя в квартиру. — Что за ребенок? Ваш?
Мужчина кивнул на Клода.
— Наш! — не менее решительно вслед за ним отправился Поль.
Из кухни показалась голова Лиз, она тихо ойкнула, помахала папе ручкой, сказала:
— Salut, papa!
И снова скрылась.
Papa тихонько булькнул и снова посмотрел на рыжего младенца. Открыл рот, чтобы что-то спросить, но в этот момент из гостиной задом наперед выполз маркиз, тащивший за собой гирлянду. Увидев новое лицо, он радостно засунул одну из лампочек в рот.
— Серж! — вскрикнул Поль и посмотрел на предполагаемого тестя. — Ну что вы стоите, как статуя нераскаявшегося грешника? Заберите у него лампочку!
Степенный господин, а попросту месье де Савинье, медленно кивнул, тут же спохватился и бросился к ребенку. Через мгновение он уже усердно боролся с юным маркизом, гирлянду отдавать не желавшим.
— А этот чей? — в ужасе спросил он.
— Наш! — ответил Поль. — Послушайте, месье. Так не пойдет. Возьмите Клода, а я займусь Сержем.
— Вы рехнулись? Я его и в руки-то взять боюсь.
Месье де Савинье совершенно позабыл, что вырастил троих детей.
— Не бойтесь! Вы же мужчина.
Поль вручил ему младенца и склонился над Сержем, разжимая его пальцы, вцепившиеся в провод. Ему это удалось, и он стал сматывать гирлянду, которая поддавалась плохо. Не успев задуматься почему, он ошалело уставился на въезжающего в коридор принца, держащегося обеими руками за конец гирлянды.
Месье де Савинье икнул, глядя на светловолосого мальчонку. Потом беспомощно посмотрел на Поля. Открыл рот, чтобы что-то спросить. Но, видимо, передумал и закрыл его. И потом схватился свободной рукой за сердце.