Не думая ни о чем, я бросилась вперед. Я нашла его — перепуганного, но не сломленного мальчика — в яме-ловушке для драконов. На дне — без движения — лежала ярко-синяя драконья самка. Я решила, что это его мать. Очевидно, попав в ловушку и предчувствуя гибель, она велела сыну принять человеческий облик и спрятала его от охотников в выскобленном ею углублении.
Ты ведь понимаешь, Ана, что я не могла уйти и бросить малыша на погибель. Я не знала, как обращаться с детьми, не знала, как мы будем жить без постоянной крыши над головой и пропитания. Зато отлично представляла себе, как отнесутся люди и к нему, и ко мне — а драконье происхождение Лила скрыть невозможно. Я даже не чувствовала в себе сил справиться с грядущими проблемами. Но я рискнула снова последовать велению сердца — и боги вознаградили меня сполна.
Теперь я счастливая женщина, Ана. Я наконец поняла, чего мне не хватало все эти годы, и мои метания окончены. Я не стану описывать все трудности нашего первого с Лилом года, скажу лишь, что большинство из них уже позади. Меня огорчает лишь предвзятое отношение к мальчику. Людей не смущает его возраст — очевидно, они готовы воевать с младенцами. Что ж, тем больше у меня поводов защищать моего Лила и тем сильнее уверенность в правильности выбора.
И только одно меня пугает — это то, что теперь от нас отвернешься и ты — единственный родной человек. Поверь, несмотря на любое твое решение, я не откажусь от Лила. Но если бы я знала, что где-то есть человек, способный поддержать и утешить меня в трудную минуту, мир стал бы казаться чуточку добрее.
Не рассчитываю, что ты мне ответишь, но все же очень жду твоего письма и твоего приговора.
Любящая тебя Айлин».
Конечно, Айлин рассказала сестре не все. Первый год был не просто тяжел, он был ужасен. Казалось, они с Лилом собрали тогда все несчастья, какие только возможны. Часто голодали, потому что у Айлин не получалось охотиться с ребенком возле юбки. Спали под открытым небом, так как ни один постоялый двор не принимал на ночлег дракона, не помещенного в клетку. А когда Лил заболел и не мог даже объяснить, что у него болит — потому что не умел говорить! — у Айлин едва не опустились руки. Малыш бледнел и слабел на глазах, из его горлышка вырывались жалобные хрипы, волосы и глазки потускнели так, что он перестал походить на дракона. Возможно, это и спасло ему жизнь. Полуслепая бабка-ведунья не побоялась не только осмотреть мальчика, но и, определив заболевание, оставить его в своем доме до полного выздоровления.
Тот период Айлин прожила как в страшном сне и потом так страстно стремилась о нем забыть, что не помнила даже названия болезни, от которой ведунья лечила Лила. Айлин не думала о себе, выполняя все приказы хозяйки и работая не покладая рук. Стирка, уборка, готовка, прополка — все было на Айлин, а ей и этого казалось мало. Она заглядывала ведунье в глаза, стараясь предугадать ее желания и исполнить их в наилучшем виде. Едва спала, проводя ночи возле почти бездыханного Лила. Питалась крохами, потому что кусок не лез в горло. И истово молила богов принять ее жизнь взамен жизни Лила.
Сжалилась ли над ней Божественная Триада или ведунья оказалась мастером своего дела, Айлин не знала. Но в одно прекрасное утро она проснулась от того, что звонкий, хотя и несколько неуверенный голосок произнес слово: «Мама». Айлин подняла голову и встретилась глазами с блестящими глазками своего сына. И впервые в жизни узнала, что такое настоящее счастье…
Они сбежали из дома ведуньи еще до того, как та поднялась с кровати: Лил снова стал воплощением дракона и Айлин не хотела рисковать, проверяя лояльность ведуньи на прочность.
Они нашли в лесу пустующую избенку и провели зиму в ней. Лил оказался замечательным помощником, схватывая на лету все то, чему обучала его Айлин, а порой и удивляя ее собственными познаниями. Он научился рубить дрова и разжигать костер. Чутье позволяло Лилу выслеживать дичь лучше собаки, а природная сила и ловкость помогала добывать пропитание с завидным постоянством. После особо удачной охоты Айлин относила часть добычи в город, где выменивала ее на теплую одежду, обувь и лакомства для Лила.
К сожалению, эта идиллия длилась недолго. С наступлением теплых месяцев избенка понадобилась местной ведунье, в течение лета и осени жившей в лесу и собиравшей целебные травы. А Айлин с Лилом пришлось покинуть насиженное место.
Будь у Айлин иной склад характера, она бы, вероятно, тут же принялась искать новое место для жилья. Но, даже став матерью, она не изменила себе. Огромный мир манил, и Айлин с Лилом шли все дальше, не заботясь о будущем. Та боль, тот ужас, что она испытала за время болезни Лила, отпустили, и Айлин снова радовалась солнцу, ветру и свободе. Стены давили на нее, словно загоняя в клетку, и Айлин почти обрадовалась, когда поняла, что есть причина оставить лесную избенку.